Российская империя.

• Ну, я имею в виду убийство, или там изнасилование, может, ограбление прииска, взятие кассы?! Или там, ну я не знаю…
•  Нет! Нет! Ну что вы? Какая там касса, какое убийство, какое ограбление! Вы что? Я по собственному желанию, по зову сердца, по направлению нашей любимой партии!

От услышанного глаза мужиков осоловели. Они вновь пе­реглянулись, внимательно посмотрели на Рябчикова, пытаясь по его лицу как можно точней определить степень его ши­зофрении. Установить диагноз с ходу не удалось. Попутчики отошли в сторону и под предлогом небольшого перекура пе­рекинулись меж собой некоторыми соображениями.

•  Скрывает! Не хочет колоться! Статья, видимо, серьез­ная?! — испуганно заметил Медведев. — Не иначе как двой­ное убийство?! Как ты считаешь?!

Да! Правильно! Возможно, даже и с ограблением банка! К нам по собственному желанию не ездят, да тем более по зову сердца! — согласился Лапа. — Ты же знаешь, как к нам можно попасть! По чьим рекомендациям…

•  Ну, тихо! Тихо ты! А то вдруг это засланный казачок… — Зоркий покосился в сторону Рябчикова. — Да, подозритель­ный фраер!

Выкурив по самокрутке, мужики вернулись.

•  Ну что, может, выпьем за знакомство, да и дорогу скорота­ем?! — предложил Медведев.

Волков против такого предложения не возражал и мгно­венно соорудил что-то вроде стола из чемодана парторга.

•  А почему бы и нет?! — согласился Федор Андреевич. — Конечно, нужно выпить!

Он открыл свою дорожную сумку и достал оттуда небольшую плоскую бутылку дорогого армянского коньяка, половину палки «докторской» колбасы, пару вареных яиц и кусочек твердого сыра. На такую закуску мужики почему-то посмотрели с недоверием.

•  Как бы он нас не отравил! — шепнул Медведев своему приятелю.

Волков промолчал.

В следующий момент попутчики выложили на стол двух­литровую фляжку чистого медицинского спирта, огромный шматок копченого сала, тушку вяленого глухаря, небольшого слабосоленого осетра, килограммовый кусок вареной лосяти­ны, две литровые стеклянные банки с какими-то консервами, чеснок, лук и каравай душистого хлеба, от запаха которого у парторга закружилась голова.

•  Ну что, по маленькой?! — предложил Зоркий.
•  Ребята, я столько не выпью!

Алюминиевая кружка была наполовину заполнена меди­цинским спиртом. Мужики удивились.

•  Ну а мы другими дозами пить не умеем! — признался Волков. — Не пробирает нас!

Он достал из сумки пустую полулитровую стеклянную бан­ку и для Рябчикова плеснул в нее несколько глотков спирта.

•  Ну что, поехали?! — Зоркий поднял алюминиевую круж­ку. — За знакомство!

Федор Андреевич подд^еР^жал компанию и сделал несколь­ко небольших глотков. По телу сразу стало распространять­ся приятное тепло. Кровь ударила в лицо, появилось легкое успокаивающее опьянение. На душе стало как-то хорошо и уютно. Немного поднялось настроение, и тоска о жизни в ци­вилизованном городе стала не такой острой.

•  Вы закусывайте! Закусывайте! — Медведев заботливо по­дал Рябчикову большой ломоть хлеба с копченым салом и кусочками консервов из стеклянной посуды. — А то быстро с катушек слетите!

«Странные они какие-то!» — подумал Федор Андреевич.

Копченое сало таяло во рту. Вкус консервов напоминал мякоть форели. Рябчиков наслаждался закуской.

«Одеты-то как интересно! В галифе с лампасами, старомод­ные косоворотки. Кепки такие же! Короче, похожи на каза­ков царской России».

•  Мужики, а у вас Советская власть есть?! — неожиданно спросил захмелевший Рябчиков.

От такого вопроса Медведев вдруг поперхнулся и громко закашлял, а Волков, пытаясь высморкаться, уже стоял возле открытого окна. Прошло минут пять. Ребята пришли в себя, и на повторный вопрос о наличии в поселке Советской власти Медведев четко ответил:

•  Власть в поселке есть!
•  Вам она нравится?! — Рябчиков прищурил глаза.
•  Наша власть нормальному человеку не может не нравиться!
•  Это точно! — подтвердил слова друта Волков. — Наша власть для умных людей! А если человек дундук или того хуже, дуралей-фанатик, тогда сливай воду, сматывай удочки!

Ответом своих новых попутчиков Федор Андреевич остал­ся доволен, хотя мало чего из него понял. Вскоре от Зоркого вновь поступило предложение выпить. Выпили с большим удовольствием. Парторг навалился на закуску, уминая за обе щеки душистый хлеб, вареную лосятину и удивительно вкус­ные консервы из стеклянной банки. Такой вкуснятины Ряб­чиков за всю свою жизнь не едал никогда.

• — Мужики, а что это за мясо у вас такое изумительное?! — наконец спросил он.
•  Вы про это? В стеклянной банке? — Волков взял консер­вы в руку и приподнял над столом.
•  Да-да, именно это. Уж больно вкусно! — Федор Андрее­вич соорудил себе толстый бугерброд.
•  Это наша гордость! Наша слава! Продукт против старе­ния и для улучшения потенции! — Волков любовался золотис­тыми кусочками мяса.

Рябчиков продолжал внимательно слушать.

•  Это натуральная лесная гадюка в собственном соку!
•  Что-о? Это гадюка?! — обомлел парторг.
•  Да, настоящая гадюка. Лесная черная, не моложе двух лет, толщиной не менее четырех сантиметров. У нас такой стандарт, — с гордостью поделился секретом Волков.
•  А-а-а! — заорал Рябчиков, услышав такой ответ. — Ужас! Помогите! — успел крикнуть он, после чего с сильными рвот­ными позывами бросился к открытому окну.

Мужики, не понимая, переглянулись и пожали плечами.

•  Чего это с ним? — Волков от удивления вытаращил глаза.
•  На-ка, лучше затянись. Сразу полегчает, — предложил Медве­дев, сочувственно протягивая парторгу дымящуюся самокрутку.

Несколько глубоких затяжек крепкого табака быстро при­вели Рябчикова в чувство.

•  Фу ты, отпустило, — Федор Андреевич вернулся на место и, бледный как простыня, опустился на скамейку.

Прошло несколько минут. Рябчиков, решив больше не зло­употреблять спиртным, плеснул в кружки попутчиков по не­скольку глотков дорогого коньяка и нарезал кружочками ва­реную колбасу. Мужики с опаской посмотрели на подозри­тельную закуску.

•  А что это за деликатес такой? — указали они на колбасу.
•  Это? Да это обычная «докторская» колбаса, у нас ее в магазинах продают.
•  Это что? Из ляжки какого-нибудь местного доктора, что ли?

Да нет, ну что вы, — Рябчиков улыбнулся. — Это просто наименование такое. Есть колбаса «докторская», есть «мо­лочная», есть «походная» и так далее…

•  Ну что, будем здоровы! — произнес тост Федор Андреевич.

Мужики чокнулись, с нескрываемой опаской выпили и на­чали закусывать колбасой.

Первым, еле сдерживая позывы рвоты, к окну кинулся Мед­ведев Егор. Вдогонку ему уже мчался Волков Сергей.

«Видимо, им моя колбаса не понравилась? — подумал Ряб­чиков. — Хорошая колбаса, вкусная. Чего они там, что-то я их совсем не понимаю».

— Мужики, нате-ка лучше затянитесь. Может, полегчает.

Друзья дрожащими руками схватили самокрутку и, по оче­реди глубоко затягиваясь, моментально ее выкурили. После этого они остановили дрезину, выскочили на улицу и минут десять пили холодную воду прямо из ручья, умывались и вре­мя от времени промывали себе желудок. В дрезину ребята вернулись уже в приподнятом настроении, хотя воспомина­ния о вареной колбасе еще долго не сходили с их мужествен­ных лиц.

Сколько прошло времени, Рябчиков не помнил, проснулся он оттого, что кто-то настойчиво тряс его за плечо.

•  Федор Андреевич! Подъем! Приехали!

Рядом с ним стоял Медведев Егор.

•  Приехали, Федор Андреевич! На выход!

Рябчиков вышел из дрезины и чуть было не завыл волком. Кругом, куда ни глянь, расстилалась густая тайга. Здесь даже не было перрона. Просто возле железнодорожных рельсов была засыпана щебнем небольшая площадка десять на десять мет­ров. Хотя чуть подальше, возле громадных вековых сосен, стоял небольшой, но очень уютный красивый домик. Под высоким и просторным навесом была привязана пара крупных лоша­дей. На берегу таежной речки виднелись банька, несколько сараев, летняя кухня, хлев, в котором мычала корова и хрюка­ли молодые поросята. Привязанный к березке козленок мед­ленно жевал травку и внимательно наблюдал за приезжими.

Из дома вышел мужчина с широкой густой бородой, ока­ завшийся охранником железнодорожного моста. С ним нахо­дились две здоровенные лайки, которые тихонько урчали и не спускали с Рябчикова своих умных карих глаз. Спина Федо­ра Андреевича немедленно вспотела от страха. Медведев тут же подошел к бородатому и, взяв того под руку, отвел немного в сторону.

•  Кто такой? — тихонько спросил охранник, кивая в сторо­ну Рябчикова. — Он к нам по рекомендации или?..

Собаки зарычали еще громче.

•  Не знаю. Мы пока не поняли, — Зоркий пожал плеча­ми. — Говорит, но зову сердца и по направлению партии.

Бородатый недоверчиво посмотрел в сторону Федора Анд­реевича.

•  По направлению партии, говоришь?

Услыхав слово «партия», собачки устремили взор на своего хозяина, показывая немедленную готовность разорвать в кло­чья нового парторга и его чемодан вместе с вонючей колбасой.

•  Ну-ка, на место! Пошли на место! — разгадав намерения лаек, скомандовал хозяин.

Понятливые собачки убежали по указанному адресу.

•  Далеко еще до поселка? — спросил Рябчиков у Лапы.

Зоркий тем временем продолжал беседовать с бородатым.

•  Да нет, километров десять с гаком, но это ежели по дороге, а если по тропке, то намного меньше.

Услышав такой ответ, Федор Андреевич глубоко вздохнул.

Тропинка, по которой попутчики повели парторга, была не­широкая, но зато очень утоптанная и петляла среди толстых деревьев соснового бора. Идти было легко и даже приятно. От свежего воздуха кружилась голова.

•  Давайте чемодан понесу, — предложил Волков. — Помогу хоть немного.

С одной походной сумкой через плечо идти Рябчикову ста­ло намного легче. Освободившись от тяжести, он вдруг стал замечать и бруснику, которой вдоль тропинки было видимо- невидимо, и целые поляны белых грибов, стайки рябчиков, по­стоянно перелетающих с места на место и…

• Помогите! — в следующую секунду заорал он. — Помоги­те! Сматываемся, мужики!

Недалеко от тропы на пеньке сидел огромный бурый мед­ведь и внимательно наблюдал за приближающимися к нему путниками.

•  Не бойтесь, не бойтесь, — произнес Волков. Сделал он это вовремя, так как парторг чуть было не наложил в штаны. — Это он нас дожидается. Он у нас добрый, смирный. А ведь такой раньше злодей был, женщин по тайге гонял, ребятишек путал, скотину задирал, безобразничал по полной программе.

Волков добродушно улыбнулся.

•  А сейчас никого, случайно, не задирает?! — парторг дро­жал всем телом и едва шевелил языком.

На его голове появились первые седые волосы.

•  Сейчас нет. Вы успокойтесь. Это раньше он был тут гро­зой округи. Покою никому не давал. А сейчас приручили, успокоился, во всем нам помогает, слушается. Молодец! Од­ним словом, перевоспитался.
•  Не понял, а как вы его приручили? — Рябчиков был бли­зок к обмороку.
•  Да так и приручили. Поймали да березовыми дубинами по ребрам! Он сразу не понял, и во второй раз тоже не понял. Так мы его в третий раз поймали, бить не стали, а просто взяли да одно яйцо ему и отстрелили.
•  Ну и как он после этого?!
•  Да как, как. После этого сразу поумнел.

В это время медведь, видимо, почувствовав, что разговор идет о нем, поднялся во весь рост, поставил заднюю лапу на пенек, а передней стал показывать, что с ним случилось в результате такого сурового воспитания.

•  Ишь ты какой! — произнес Волков. — Жаловаться наду­мал новому-то человеку!

В это время мужики свернули с тропы.

•  Эй, увалень, ну-ка чего там сидишь, иди-ка сюда! — добро­душно крикнул Зоркий.

В следующую минуту медведь поднялся с пенька, подбе жал, встал на задние лапы и как человек начал обниматься с мужиками. От этого зрелища у Рябчикова на спине зашеве­лились редкие волосы. Волосы на его голове шевелились уже давно.

«Этого не может быть! Это какое-то наваждение! Это сон! — подумал парторг. — Куда я попал?!»

Федор Андреевич вытащил из кармана булавку и что есть силы воткнул ее себе в ягодицу. Боль, конечно, чувствовалась, но не до такой степени, чтобы не заметить, как огромных разме­ров медведь от радости сначала скакал, как на батуте, потом валялся на спине, плясал вприсядку, а потом опустился рядом с Зорким и положил тому на колени свою большущую голову.

То, что происходило дальше, Федор Михайлович не мог осоз­нать до конца своих дней, а рассказывать об этом никому не решался, боясь, что его посчитают душевнобольным.

•  Короче, ты, таежный хулиган! — ласково обратился Зор­кий к медведю. — Через неделю к нам в поселок должна приехать комиссия! Пойдут они по этой вот самой тропке.

Медведь насторожился и навострил уши. В это время Ряб­чиков затрясся еще сильней и постарался вспомнить какую- нибудь молитву. Что-то, видимо, вспомнил, потому что его 1убы зашептали слова, а правая рука неумело начала осенять его широким крестом. Увидев такое дело, медведь сразу успоко­ился, перестал рычать и бросать на парторга злобные подо­зрительные взгляды.

•  Слушай сюда! — тем временем продолжал Зоркий. — Там, среди этой толпы, будет находиться один человек в кожаных галифе, в замшевом пиджаке, в очках, с портфелем, при галсту­ке и в такой же кепке, как у меня. Короче, ты его легко узна­ешь, так как от него будет попахивать слегка подпорченной кабаньей шкурой.
•  Апчхи! — медведь неожиданно громко чихнул.
•  Будь здоров! — Зоркий потрепал бурого за ухо, — Так вот, этого мужика не трогать! Это свой. Остальных гоняй по тайге да гоняй так, чтоб они дорогу сюда забыли раз и навсегда. Ты меня понял?

Егор посмотрел на преданную морду медведя. Зверь раз вел лапы в стороны, давая понять, что все будет исполнено, причем в лучшем виде.

•  Ну, раз тебе все понятно…

Зоркий поднялся, развязал свой рюкзак и достал краюху черного хлеба. Медведь облизнулся.

•  На-ка тебе еще! — произнес Волков, тоже развязывая рюкзак.

После этого он выложил на пенек кусок сала, баночку меда,

кулек конфет и банку с мясом гадюки. Не соблюдая никаких правил приличия, медведь схватил банку, быстро сорвал с нее крышку и с огромным удовольствием начал поедать нежное мясо. Рябчикова вновь стало мутить. Через несколько минут, тепло попрощавшись с хозяином тайги, мужики продолжили прерванный путь. Шли быстро. Таежная тропинка станови­лась все шире и шире, а кое-где между деревьев стали появ­ляться просветы.

Минут через двадцать путники вышли на опушку леса. Ряб­чикова немного пошатывало, он плохо соображал, в его голове смешались медведи, похожие на людей, люди, похожие на мед­ведей, дремучий лес, дрезина, консервы из гадюки, змеиная у.лыб- ка второго секретаря райкома и его непонятная просьба.

«О какой счастливой жизни он мне там намекал?! — поду­мал Рябчиков. — В такой глухомани можно только деградиро­вать!» Чтобы не упасть, парторг держался за рукав Сергея Волкова и тихонько постанывал.

•  Ну что, вот мы и дома!

Глазам Федора Андреевича открылась интересная картина.

Сначала он посмотрел влево. Недалеко от тропинки на зеле­ном лугу паслись несколько рослых коней. Рядом с ними стоял мужчина в одежде дореволюционного казака и с интересом по­сматривал в сторону приезжих. Чуть дальше виднелась неши­рокая речка, на берегу которой ребятишки смолили деревян­ную лодку. Кругом стояла тишина, веяло спокойствием и уми­ротворением. Немного ниже по реке трое рыбаков ставили сети.

Вдоль таежной реки, по всему ее берегу, тянулись ряды кра­сивых домов, больше похожих на заграничные коттеджи, де­ревянные или из цветного кирпича, одно или двухэтажные,

правда, кое-где встречались коттеджи и в три этажа, но их было гораздо меньше, и выделялись они великолепной архи­тектурой и строительными изысками.

Возле каждого дома виднелись ухоженные палисадники с многочисленными яблоньками, с аккуратно подстриженными лужайками, с гаражами, в открытых воротах которых видне­лись моторные катера, больше похожие на небольшие яхты. По всей улице возвышались невысокие электрические стол­бы, стилизованные под старину. Улицы и тротуары были вы­мощены каким-то местным камнем.

Парторгу казалось, что он попал в Швейцарию, Германию, Голландию или на остров Слоновой Кости. Он вдруг вспом­нил, что видел что-то подобное, правда, только на фотографиях немецкого глянцевого журнала и еще в американском кино про любовь, в котором молодой рабочий завода женился на миллионерше бальзаковского возраста.

Не до конца понимая, что происходит, Рябчиков повернул голову вправо и практически окаменел от удивления.

— Папа! — тихо прошептал он, вспоминая родного отца, вид­ного партийного деятеля.

Теперь перед глазами Федора Андреевича вырисовывалась совсем другая картина. Куда ни падал взор нового парторга, повсюду он видел покосившиеся и почерневшие от времени избы, заборы, не падающие только потому, что они были под­перты толстыми колами, такие же страшненькие сараи, мало чем отличающиеся от деревенских изб, поселковая улица, по­среди которой застрял трелевочный трактор, тротуары из дав­но прогнивших досок. Чуть подальше, ближе к лесу, Рябчиков заметил красочный лозунг, на котором были начертаны знако­мые до боли слова: «Товарищи! Мы придем к победе комму­нистического труда!».

Возле этого лозунга стояли полуразобранные трелевочные трактора, у которых копошились чумазые рабочие, приме­нявшие для ремонта техники исключительно кувалду и зу­било. Ближе к лесу расположился ряд домов барачного типа, из печных труб которых валил дым, и чей-то пьяный голос под звуки гармошки пел похабные частушки. Дальше по улице из-за угла небольшого административного здания выг­лядывал угол пивнушки, в которой шла жестокая драка, а из ее окон прямо на головы прохожих регулярно вылетали пус­тые пивные кружки.

•  Батюшки-светы! — вырвалось у Рябчикова. — Это как все называется?

Его дрожащая рука обвела ближайшую округу.

•  Вот это, — Медведев показал на красивые коттеджи, — это поселок, который называется Россия. А вот тот, — он указал на бараки, — поселок Социализм. А все вместе — это поселок Глуховский. Поняли?
• «Ничего не понимаю! — парторг был в замешательстве. — Такая глухомань, дыра-дырой, и тут на-ка тебе, коттеджи как с картинки, кругом чистота, порядок, достаток, церкви, катера вон намного лучше, чем даже у нашего первого секретаря обко­ма. Ничего не понимаю. Ничегошеньки! Может, это какие- нибудь декорации?»

  Рябчиков продолжал размышлять, когда увидел приближа­ющуюся к ним женщину, рядом с которой шел мальчишка лет десяти. Вид этой женщины окончательно сбил с толку парторга, и без того сомневающегося в здравости своего рас­судка.

  •  Вот, познакомьтесь! — произнес Зоркий. — Моя супруга, Анастасия!

  В это время его сын Ярослав уже был в крепких объятиях отца.

  Женщина кротко опустила глаза. Она была очень милой, с тугой копной волос, собранных на затылке, в белоснежной блуз­ке старинного покроя, в старомодной, до земли, юбке, из-под которой кокетливо виднелись носочки черных элегантных высоких шнурованных ботинок. Ее стройную талию опоясы­вал ремешок, на котором висела…

  •  Папа! — вспомнив отца-коммуниста, прошептал Рябчиков.

  На талии Анастасии он заметил кобуру с торчащей из нее

  рукояткой нагана.

  • Да что это такое?! У вас что, «Мосфильм» снимает худо­жественную картину? Это что, кругом декорации, что ли? А пистолет?! Настоящий или так себе, бутафория? — Федор Ан­дреевич продолжал крутить головой и нервно хихикать.

  Анастасия молча вытащила из кобуры наган, крутанула ба­рабан, как в американских фильмах про индейцев, глянула повыше головы парторга и вдруг дважды выстрелила. Рябчи­ков зажал уши и закрыл глаза.

  •  Есть, есть! Попала! — закричал Ярослав и, спрыгнув с плеч отца, побежал куда-то в поле.

  Через несколько секунд он вернулся, таща в руках боль­шого дикого гуся.

  •  Приходите в гости! — пригласила парторга Анастасия. — Жаркое из гуся под нашу фирменную водочку…
  •  Приходите, приходите, — повторил за женой Зоркий. — В самом деле, не пожалеете.

  Гостиница, до которой парторга проводил Ярослав, была по­хожа на охотничье зимовье и отличалась от него только тем, что в комнате, куда вселился Рябчиков, сильно пахло мочой и вином дешевого розлива. Правда, у этого помещения было небольшое преимущество: комната имела отдельный вход и, что немаловажно, отдельную уборную на два посадочных места.

  Прошли сутки, как новый парторг появился в поселке Глухов- ком. Прежде чем пойти знакомиться с директором леспромхоза, Рябчиков оглядел производство, осмотрел округу, зашел на ниж­ний склад, побывал в подсобном хозяйстве, встретился с коллек­тивами пилорамы и столярного цеха, заглянул в местную пивнуш­ку, но, с трудом избежав крупного мордобоя, моментально смотал­ся из питейного заведения. После обеда он тактично постучал в кабинет руководителя предприятия и широко распахнул дверь…

  •  Заходите, заходите, дорогой вы наш! — навстречу Рябчико- ву с распростертыми объятиями двигался крепкий мужчина средних лет, руки которого были обильно покрыты замысло­ватыми татуировками. — Аким Антонович Разгуляй, директор леспромхоза, — представился хозяин кабинета.

  Рябчиков также произнес свое имя.

  • Ну что, за приезд? За знакомство, так сказать. За начало трудовых будней, а? Коньячок, ну, под хорошую закусочку, ес­тественно! — добавил он.

  Рябчиков не отказался. Он немного расслабился, развалился в мягком кресле и стал с любопытством наблюдать за Аки­мом Антоновичем, который скрылся в небольшой комнате за своим кабинетом, откуда вскоре послышались разнообразные звуки. Директор гремел стаканами, стучал ящиками стола, шуршал бумагами, тихонько матерился, вспоминал нехороши­ми словами какую-то Степаниду, конюха Митрофана и в кон­це концов выставил перед Рябчиковым вместо обещанного коньяка початую бутылку водки, бутылку красного вина, три соленых огурца и тушку вареного рябчика.

  •  Ну что, начнем, пожалуй, знакомиться? — произнес он.

  Два граненых стакана были наполнены почти до краев.

  Рябчиков в знак согласия только кивнул.

  •  За мой первый рабочий день! — предложил тост Федор Андреевич.

  После первого стакана парторг расслабился еще сильней. Он поудобней уселся в кресло и стал задавать руководителю пред­приятия интересующие его вопросы. Вопросов было много.

  •  Аким Антонович! — первым делом спросил Рябчиков. — У меня в голову не убирается, что здесь происходит, какие-то медведи умнее человека, один поселок миллионеров, другой не­понятно какой, женщины с револьверами, одежда у всех ста­ринного покроя, что здесь творится, ничего не понимаю. Все перевернуто с ног на голову. В России чистота и порядок, а в Социализме грязь по уши, это как так? Хотя это один и тот же поселок!
  •  Да ничего, не беспокойтесь, мы вам все объясним, — ди­ректор закурил папироску. — Да вы и сами скоро все поймете.

  Аким Антонович немного наклонился, вытащил из-за сейфа двуствольное ружье и выстрелил в открытую форточку. С бли­жайшей елки упал подбитый рябчик. Парторг громко икнул.

  •  Глухомань, — как бы извиняясь, произнес директор. — Нюра! Подбери птицу!

  Секретарша побежала на улицу.

  •  Да, кстати, а чего это вы здесь буржуев расплодили, а? — парторг показал рукой в сторону поселка Россия.
  •  А вот здесь, дорогой мой коллега, я вас уже не понимаю. Вы хотите сказать, что все люди должны жить в бараках?! Так, что ли? Я правильно вас понимаю? Или нет? — директор внимательно посмотрел на Рябчикова.
  •  Ну, должна ведь быть какая-то социальная справедли­вость? Лично я так считаю! А то одни живут — шикуют, а другие…
  •  Правильно, вот у нас как раз и есть такая справедли­вость! Здесь, в глухомани, у нас сложилась уникальная ситуа­ция. Государство к нам не лезет, особо не мешает, а мы у него ничего и не просим. Поэтому-то люди сами и выбирают, как им жить. Здесь мы все в равных условиях. Хочешь верить в социализм — пожалуйста, верь! Хочешь верить в коммунизм — да ради Бога! Хочешь жить в хорошем доме — у нас для этого все условия. Хочешь жить в бараке — никто слова против не скажет. Вот поэтому-то, уважаемый Федор Андреевич, мы ни­кого и никуда насильно не тянем. Понятно? Не тянем!
  •  Но ведь но учению Ленина все люди должны быть равны! Так ведь?! — Рябчиков с удовольствием закурил папироску.
  •  Ну, тогда и равняйтесь на богатых, — ответил директор. — Равняйтесь на зажиточных. Зачем равняться на нищих? Я этого понять не могу. Кстати, Россию от Социализма отделяет всего-то полоска земли и тоненький ручеек, но какая разница, вы, надеюсь, заметили?

  В это время в дверь тихонько постучали. В кабинет вошла секретарша и поставила на стол бутылку чистого спирта, бан­ку домашнего кваса, тарелку с нарезанным салом, душистый домашний хлеб и большое блюдо с шашлыком из медвежатины.

  •  Ну, это другое дело, — поблагодарил Разгуляй секретаршу.

  Нюра мило улыбнулась и с интересом посмотрела на ново­го парторга.

  Так вот, — продолжал директор. — Время от времени партийные органы посылают сюда людей вроде вас расска зывать рабочим о светлом и счастливом будущем. Рассказы­вают уже давно и люди этому верят, верят, что скоро работать они будут все меньше и меньше, а получать все больше и больше. Работать они хотят по возможностям, а получать по потребностям, бесплатно и во всех магазинах! Правда, как и кто будет пополнять запасы в этих магазинах, они почему-то не задумываются, и никто им об этом не рассказывает! Но, к нашему великому счастью, так думают не все! Кто думает и живет по правильным экономическим законам, живут вот так, — в этом месте Разгуляй показал рукой на Россию, — а кто по законам большевиков — вон, смотрите! — директор кивнул на многочисленные бараки Социализма.

  Закончив говорить, Аким Антонович предложил пропус­тить по рюмочке спирта. Рябчиков молчал. Он готовился отвечать, хотя чувствовал, что с такими доводами ему трудно будет спорить.

  •  А вас, простите, кто к нам направил? Случайно не Ягодкин Кобольт Егорович? — неожиданно спросил Аким Антонович.
  •  Да, он самый! А что?!
  •  Да так, ничего! — уклончиво произнес директор.

  Не желая больше углубляться в экономические вопросы, Ряб­чиков решил перейти в наступление по политической части.

  •  Аким Антонович! — произнес парторг.

  Он старался голосом показать директору, что партийная власть на месте и что она здесь надолго. Разгуляй это заме­тил. Он с удовольствием почесал волосатую грудь, на которой у него были выколоты два орла, закусил огурчиком выпитый спирт и, поглядывая хитрющими глазами на собеседника, при­готовился с интересом слушать.

  Рябчиков продолжал:

  •  Аким Антонович! А почему у вас в поселке так много развешано портретов с изображением Л.И. Брежнева?
  •  Да неужели много?
  •  Конечно много! Они же повсюду висят: и в конторе, и на стене столярной мастерской, возле пивнушки, на Доске Поче­та, в лесу, на воротах поселкового морга, на кладбищенском

  заборе, на дверях родильного отделения, на конюшне, на воро­тах свинарника и даже в березняке, где ребята собираются жечь костер и печь картошку. Почему?

  •  Федор Андреевич, миленький мой! — Разгуляй хитро улыб­нулся. — Мы люди исполнительные. Послали нам телеграмму развесить тридцать пять портретов Л.И. Брежнева в самых люд­ных местах, мы и развесили, скажут снимать — снимем! Можете даже вы нам приказать, хоть устно, а лучше всего письменно. Напишите распоряжение «Портреты с изображением Л.И. Бреж­нева — снять, снять немедленно»! И мы тут же снимем!

  Директор еле сдерживался, чтоб не расхохотаться. Но Ряб- чикову было не до смеха. Одна только мысль, что он соб­ственноручно подписал приказ о демонтаже портретов всеми горячо любимого генерального секретаря ЦК КПСС, привела Рябчикова в тихий ужас, по его спине пробежал озноб, а под мышками появился нестерпимый зуд.

  •  Папа! — еле слышно прошептал он.

  Спасло парторга от обморока только то, что в этот момент директор предложил пропустить еще по стопочке.

  •  Ух! — произнес Рябчиков, глотнув обжигающего спирта.

  Шашлык из медвежатины был удивительно вкусным. Рябчи­ков чувствовал, что попал впросак, но все равно не сдавался.

  •  Аким Антонович! — продолжил он с нотками превосход­ства в голосе. — А почему у вас так мало транспарантов?
  •  Каких еще транспарантов?
  •  Ну, как каких?! Где написано «Ленин живее всех живых!».
  •  Ну, если вы считаете, что пятидесяти штук маловато, так дайте телеграмму в центр, вы же теперь здесь партийное начальство. Расскажите, что вы хотели бы дополнительно развесить транспаранты в сосновом бору возле медвежьей берлоги, на стене охотничьего зимовья, возле клюквенного болота, обмотать памятники умершим партийным работни­кам, ну и так далее!

  Рябчиков ничего не ответил.

  Понимая, что и в этот раз он сморозил что-то не то, Федор Андреевич подошел к окну и посмотрел в сторону России.

  День клонился к вечеру. Люди потянулись в церковь на ве­чернюю молитву, открылись небольшие уютные кафе, кото­рые местные жители почему-то называли беседками, загоре­лись уличные огни, разбрасывая теплый приглушенный свет на чистые тротуары и стриженые лужайки. Звонкий коло­кольный звон разносился далеко по округе. В каком-то из домов громко смеялись дети, купаясь с родителями в собствен­ном бассейне.

  После этого Рябчиков повернул голову вправо и взглянул на Социализм.

  От увиденной картины его передернуло.

  В Социализме открыли пивнушку. Через десять минут там началась драка. Возле поселкового совета два трактора вы­таскивали из грязи застрявшую грузовую машину. На нео­свещенной дороге пьяный мотоциклист врезался в забор и, промчавшись по картофельным грядкам, напрочь снес дровя­ник ветерана коммунистического труда. В бараке отец рем­нем хлестал десятилетнего сына за то, что тот уже вторые сутки пьет с трактористами водку.

  •  Видал? — неожиданно произнес директор.

  Он не без гордости указал на поселковый щит, на котором благодаря красивой подсветке выделялось слово «Россия».

  •  Видал! — со вздохом ответил Рябчиков.

  В это время он с ужасом глядел на дорожный знак «посе­лок Социализм», который стоял так криво, что напоминал пья­ного мужика после третьей бутылки водки. Темень потихонь­ку накрывала улицы Социализма, в то время как яркий свет заливал чистые мощеные переулки России.

  Время шло. Рябчиков честно выполнял возложенные на него обязанности. Он регулярно встречался с рабочими леспромхо­за, читал им лекции, постоянно агитировал, страстно обещал тру­дящимся, что изобилие вот-вот наступит, и они свободно будут получать в магазине все, что им будет нужно для жизни.

  •  А водку в магазине тоже бесплатно будут давать?! — спра­шивали лесорубы.

  Ну конечно! — обещал им парторг. — И не только водку, но и красное вино, пиво, коньяк, виски, бренди, самогонку, а вот брагу так совсем можно будет брать ведрами, папиросы — ящиками, а портянки — десятками метров!

  Из-за таких ответов Рябчиков начинал пользоваться у жи­телей Социализма большой популярностью и авторитетом. Дело доходило до того, что благодарные рабочие на лекцию о коммунизме и обратно домой носили парторга на руках. В России же парторга по непонятной причине жалели.

  Но однажды в Социализме произошло событие, после кото­рого голова Рябчикова стала работать немного в другом на­правлении, а в его сознании, как он потом признался сам, по­явились «некоторые положительные моменты».

  А дело было так. В тот день Рябчиков, как обычно, читал лекцию мужикам-лесорубам в леспромхозовском красном уголке. В зале было тихо. Кто-то чего-то записывал, кто-то щелкал семечки, пара трактористов спала, Вася Мыльный курил махорку, могилокопалыцик Лопаткин ковырялся в носу. Наконец, с места встал один из работников пилорамы и пря­мо спросил:

  — А назовите конкретно день, когда в магазине появится обещанная вами бесплатная водка! Где бесплатное мясо? Ког­да завезуг в магазин масло? Почему россияне не хотят нас кормить, где та социальная справедливость, о которой вы го­ворите? Почему они нас не пускают в кирзовых сапогах и телогрейках в свои кафе, бары и рестораны? Почему повсю­ду написано, что Ленин жив-здоров, а он к нам даже ни разу не приехал, не поговорил? Не навешал этим богатеям из Рос­сии? Почему к нам Брежнев не приедет и не выгонит с ра­боты нашего прораба?! Почему?! Почему нет точной даты начала коммунизма?! Мой дед ждал-ждал, не дождался — по­мер, мой отец ждал-ждал, не дождался — помер! Я уже пять­десят лет жду-жду и скоро, видать, тоже помру, мой сын трид­цать лет ждет, мой уже внук и тот двенадцать лет ждет и тоже кукиш! Дак когда же, наконец, наступит тот день, а, то­варищ парторг?!

  Рябчиков никак не ожидал такого поворота событий.

  «Бунт! — подумал он. — Это же самый настоящий бунт!»

  •  Хи-хи-хи! — раздался негромкий смех директора, который наблюдал за ходом лекции через замочную скважину.

  Зал замер в ожидании ответа. У парторга внезапно засоса­ло под ложечкой, резко поднялось кровяное давление, от вол­нения вспотела спина, а из ушей сильно запахло серой. Нео­жиданно повернулся ключ в дверном замке.

  •  Хи-хи-хи! — послышалось вновь из-за запертой двери.

  Парторг вздрогнул. Толпа, желая получить от Рябчикова

  вразумительные ответы на поставленные вопросы, начала сжи­мать вокруг него плотное кольцо. Рябчиков, лихорадочно со­ображая, что делать, решил выкрикнуть отвлекающий лозунг: «Товарищи, все на субботник!», но его подвели нервы. Он задрожал всем телом, набрал воздуха в легкие, громко крик­нул: «Ленин живее всех живых!» и бросился в открытое окно…

  Удар о землю был страшен.

  Здоровью парторга был нанесен существенный урон, а он сам, вовремя доставленный в местную больницу, выглядел уд­ручающе. В его стеклянных глазах была пустота, в зубах он держал сосновую палку, во рту из тридцати двух зубов оста­лось от силы семнадцать. На левой ноге отсутствовала шта­нина, правая находилась на месте, но была зажата под мыш­кой, уши распухли до величины ослиных, а на лбу образова­лась огромная шишка. Больной не стонал, но после того как у него изо рта извлекли палку, он все время твердил:

  •  Папа! Папа! Папа!
  •  Перегрев мозжечка на основе коммунистических учений! — сочувственно вздохнули местные медицинские специалисты.

  Вскоре трактористы, лесорубы и примкнувшие к ним чеке- ровщики, скучавшие по байкам о бесплатной водке, организо­вали инициативную группу с целью поддержать товарища Рябчикова морально и физически. Эта группа подошла к боль­нице с цветами и транспарантом «Ленин и Рябчиков — наш рулевой!» и начала распевать под окнами «Интернационал».

  Навстречу из больницы вышла небольшая группа, в кото­рой имелись проктолог двухметрового роста, уролог, санитар морга, патологоанатом со штакетиной под мышкой и два неиз­вестных амбала с обрезками металлических труб в каждой руке.

  Толпа митингующих, завидев в руках проктолога знакомый резиновый шланг с металлическим наконечником, мгновенно рассосалась, предварительно бросив в помойку все принесен­ные с собой транспаранты. Но выступления трудящихся на этом не закончились. Инициативная группа двинулась в сто­рону конторы, желая встретиться с директором леспромхоза и попросить у него гипсовый бюст В.И. Ленина.

  •  Хотим поставить его на лесосеке! Пусть стоит на пеньке рядом с нами! — кричали рабочие.

  Вскоре в окне своего кабинета появился сам Аким Антонович.

  •  Ленин! Ленин! Ленин! Ленин! — скандировали собравшиеся.

  Разгуляй кивнул в знак согласия и поднял руку, обещая, что

  сейчас все будет. Через несколько минут гипсовой бюст Ле­нина появился перед толпой в объятиях директора леспром­хоза. Подойдя к рабочим, директор выбрал из толпы того, кто орал всех сильней и с криком «На тебе!» не без удовольствия опустил на голову несчастного всеми любимого гипсового Ильича.

  После этого Аким Антонович вырванной из забора штаке­тиной выбил зубы трактористу, врезал по горбатой спине суч­корубу, и, громко матерясь, продолжал колотить штакетиной тех, кто не сразу разобрался в ситуации. Через несколько минут все было кончено.

  •  Хорошо! Ох, как хорошо! — вдыхая свежий воздух, произнес директор. Он потянулся, зевнул, почесал на груди двуглавого орла, с любовью посмотрел в сторону России и с чувством выпол­ненного долга вернулся в кабинет допивать бутылку водки.

  На следующий день обиженные, с синяками под глазами, с выбитыми зубами, небритые и жаждущие реванша работни­ки леспромхоза тайно собрались в одном из пустых сараев и единогласно решили действовать соответственно.

  Через несколько минут для написания жалобы высоко­му начальству был выбран самый грамотный лесоруб, Кош­кин Борис, который кривым, но твердым почерком начал свое черное дело. Жалоба получилась следующего содержания:

  «Москва. Кремль. 1979 г. В.И. Ленину. Мавзолей.

  Пос. Глуховский (Социализм).

  Сводная бригада лесорубов и трактористов.

  ЖАЛОБА.

  Уважаемый Владимир Ильич Ленин! Верим только Вам и Вашему верному помощнику Л.И. Брежневу. Сообщаем, что в нашем Социализме очень много несправедливости. Нас все обманывают. Некоторые из нас уже старые, имеют внуков и правнуков, но коммунизма как не было, так его и нет. Мало того, наш директор пьет и постоянно дерется. Обзывает нас очень нехорошими словами, такими как бездельники и лоды­ри. Нам очень обидно, потому что мы уходим в запой макси­мум на полторы недели, а когда работаем, то наш перекур составляет всего лишь два часа за смену. И еще, уважаемый товарищ Ленин, вчера этот злыдень-директор несколько раз огрел нашего бригадира штакетиной вдоль позвоночника. Уверяем Вас, что ему сейчас очень больно, бригадир даже отказался от водки, так как, по его словам, у него пошатну­лось здоровье.

  Поэтому, уважаемый Владимир Ильич, пожалуйста, приез­жайте к нам, накажите врага народа, нашего директора, и расскажите нам сами, когда же наконец наступит в нашей стране коммунизм, ну а если что, тогда мы готовы еще не­дельки две или три подождать. И еще, дорогой наш товарищ Ленин, если Вы чем-то сильно заняты, то можете прислать вместо себя своего верного ученика Л.И. Брежнева, пусть он лично наведет у нас порядок и накажет всех, кто обижает людей, желающих жить при коммунизме. И последнее! До­рогой товарищ Ленин, Вам шлют низкий поклон доярки кол­хоза «Путь». Куда их колхоз направляется, мы сказать тол­ком не можем, но то, что они пока топчутся на месте, это факт.

  До свидания! С нетерпением ждем от Вас положительных вестей!

  Леспромхозовские рабочие и доярки колхоза «Путь»».

  Письмо было незамедлительно отправлено и через несколько дней пришел вполне ожидаемый ответ.

  В одно прекрасное солнечное утро на таежной лесосеке, где в данный момент работали авторы письма, приземлился небольшой вертолет. Из него вышли с десяток молодых лю­дей спортивного телосложения, в черных комбинезонах, в чер­ных шапочках и черных коротких сапогах. Они быстро вы­числили сочинителей послания, завели их за угол передвиж­ной пилоточки, построили в шеренгу, скрупулезно пересчита­ли и только после этого вытащили из-за пазух резиновые чер­ные дубинки.

  Слегка подустав работать руками, приезжие отложили свой инструмент, ухватили мужиков за уши, после чего продолжи­ли урок исключительно при помощи кованых ботинок, нанося удары по опухшим от пьянки и небритым мордам.

  По тайге разнесся дикий вой, который эхом отозвался даже в Социализме. От такого вопля развалилась деревянная убор­ная председателя поссовета. Мастер столярного цеха вышел из двухнедельного запоя. На время перестали хрюкать голод­ные и тощие, как пилы, леспромхозовские поросята. С ворот местного кладбища сорвало ветром портрет Л.И. Брежнева.

  •  Что-то в Социализме орут громко?! — мирно говорили мужи­ки из поселка Россия, сидя в уютных беседках за чашкой чая.

  Вертолет улетел так же стремительно, как и прилетел. Че­рез несколько минут к месту трагедии подбежал мастер леса.

  •  Чего вы тут делаете?! Почему не работаете?! — грозно спросил он.

  Ответить на его вопрос мужики не могли. Они шамкали беззубыми ртами, чего-то нечленораздельно мычали и все время показывали на голубое небо.

  •  Понятно! — произнес мастер. — Работать не хотите!

  С этими словами он взял в руки толстый дубовый сучок и с его помощью быстро вернул лесорубов на рабочие места. Мужики нехотя повиновались. После встречи с представите­лями Ленинско-Брежневской команды они кряхтели, стонали, еле передвигались, но, следуя заветам Ильича, продолжали ва лить лес, веря в то, что через год, а может быть, через два на­ступит долгожданный коммунизм, где можно будет расслабиться и только жрать, пить, спать и ничегошеньки не делать.

  Вскоре из больницы выписался и товарищ Рябчиков. Он тут же прибежал в кабинет директора и со слезами на глазах стал упрашивать коллегу объяснить ему, что происходит на его тер­ритории. Он, конечно, слышал, что рабочие написали письмо Ленину, поэтому первый вопрос к директору у него был таков:

  •  Аким Антонович, ваши рабочие газеты-то хоть читают?!
  •  Не знаю! Я ведь с ними в уборную не хожу, — Разгуляй хитровато прищурил глаза.

  Рябчиков схватился за голову.

  •  Ничего не понимаю! — Федор Андреевич развел руками и громко вздохнул. — Думал, поживу в этой загадочной местно­сти, разберусь что к чему, ан нет!
  •  А что конкретно вы не можете понять?
  •  Да все не могу понять! Не могу понять, почему рабочие пишут письмо Ленину, умершему больше полувека назад, по­чему в колхозе «Путь» корова дает молока меньше, чем коза, а корова у жителей России — по тридцать пять литров! Почему в поселке Социализм нет продуктов, а в России ломятся от них прилавки! Почему в Социализме грязь по уши, а в России чистота и порядок! Почему в Социализме люди живут в бара­ках, а в России в добротных коттеджах?! И вот, дорогой мой Аким Антонович, все то время, пока я здесь живу, у меня в голове вертится один и тот же вопрос: «Почему?!» Почему?!

  Разгуляй, молча выслушав коллегу, прошелся по кабинету, с удовольствием закурил, с сочувствием взглянул на потного Рябчикова и четко произнес:

  А что тут не понять? Очень все просто. У нас в России появился выборный президент, парламент, появилась свобода слова, свобода печати, свободная торговля, свободное вероиспо­ведание, ну и, наконец, появилась частная собственность на сред­ства производства, частная собственность на землю, частная соб­ственность на недвижимость! Теперь у нас в России появился стимул в работе, хочешь хорошо жить — хорошо работай, не хо­ чешь хорошо жить — иди живи в Социализм! Вот так-то, мой милый! Ну, я же говорил, что у нас здесь сложилась уникаль­ная ситуация, видны все плюсы и минусы обеих систем!

  •  Ну, вы тогда уберите Социализм, который вам так не нра­вится, — предложил парторг.
  •  Ой, нет, нет! Вот этого как раз и не нужно делать ни при каких обстоятельствах!
  •  Почему так?
  •  Да потому что большевистская пропаганда — это на са­мом деле сильное оружие, оно даже на меня иногда действует!
  •  Да неужели? — удивился Рябчиков.
  •  Да! Но, к счастью, у нас в данной местности есть от нее мощное противоядие.
  •  И, если не секрет, какое?
  •  Да очень простое! Ну, к примеру, вот появляется у меня в голове мысль, что, может, жизнь в социализме намного лучше, чем жизнь при капитализме. Тогда я делаю так: прихожу домой, хорошенько ужинаю, парюсь в сауне, купаюсь в бас­сейне и, когда начинают звенеть церковные колокола, пере­одеваюсь, покидаю свой пятикомнатный дом, перескакиваю ручей и оказываюсь в Социализме!
  •  Ну и что дальше?!
  •  Дальше я расправляю свои болотные сапоги и пробира­юсь в барак, в котором у меня, как у директора, имеется не­большая комната. Ночую там ночку, а утром бегу в деревян­ную уборную за триста метров и, если по дороге не наложу в штаны, считаю, что мне крупно повезло. Потом завтракаю чер­ным хлебом с кипятком, вновь расправляю бродни и, стараясь не утонугь в грязи, перебежками возвращаюсь в свой уют­ный коттедж. И поверьте, желание пожить в Социализме про­падает у меня на долгие годы.
  •  Так это что? Получается, что этот поселок у вас как на­глядное пособие, что ли? Да?
  •  Ну, можно сказать, в какой-то степени так оно и есть!

  После такого ответа Рябчиков глубоко задумался.

  Получается, что мы разрушали Россию только для того, чтобы построить вот это?! — парторг повернулся в сторону бараков, непролазной грязи и нищеты.

  В глазах Рябчикова появились огоньки разочарования и зеленой тоски. Посидев неподвижно несколько минут в пол­ном замешательстве, Федор Андреевич собрался с силами и задал Разгуляю вопрос:

  •  Аким Антонович, а мне можно в России пожить в коттед­же, ну хоть недельку, другую?
  •  Пожалуйста! Живите хоть в России, а можете жить и в Российской Империи.
  •  Не понял, — Рябчиков недоверчиво поднял брови. — В какой это еще Российской Империи?
  •  Да в самой что ни на есть настоящей. Со своим прези­дентом, со своим гимном, со своими правильными человечес­кими законами, с частной собственностью, ну и так далее. Я давно за вами наблюдаю. Не полностью голова у вас замусо­рена. Может, поможете нашей Родине стать еще сильней, чем она была! Не зря ведь наши люди вас сюда направили, к нам просто так не попадают, здесь дураков своих хватает. Значит, верили вам, надеялись на то, что все будет хорошо.

  После этих слов парторга вдруг словно озарило.

  •  Неужели все это… — произнес он. — Кто такие «наши люди»… А вдруг это и есть… М-да! А ведь вопросов-то стано­вится еще больше! — Рябчиков открыл рот и хотел уже было задать директору один щекотливый вопрос, но вовремя пере­думал и спросил:
  •  А где находится эта ваша Империя? Вы шутите? Да, Аким Антонович?
  •  Да нет, какие еще шутки! — Разгуляй взял в руки морской бинокль. — Вот, пожалуйста, смотрите!

  С этими словами он передал бинокль Рябчикову.

  •  Смотрите вот сюда!

  Рябчиков приложил бинокль к глазам и стал разглядывать бескрайные лесные просторы. Океан тайги уходил за горизонт.

  •  Да вот сюда! — Аким Антонович направил руку парторга чуть левее. — Теперь видите?!
  • Да, вижу! Вон, далеко-далеко на горизонте, над тайгой, вид­неются купола церквей!
  •  Правильно, вот это и есть Российская Империя!
  •  Вы шутите?!
  •  Нисколько! Там раньше староверы жили! — пояснил парторгу Разгуляй. — Село называлось Русское! Потом его переименовали в Российское, ну а уж после революции — в Российскую Империю.
  •  А чем оно отличается от России?
  •  Да практически ничем не отличается! Просто там боль­ше простора для маневра, да еще хорошие автомобили, здесь- то их нет, так как отсутствуют дороги, народу там значительно больше, ну и туда намного сложнее попасть!
  •  А можно?!
  •  Конечно можно! — Разгуляй почесал татуированную грудь. — С моей рекомендацией куда хочешь попадешь!

  Через несколько дней Рябчиков получил ключи от новень­кого коттеджа.

  •  Неужели это мое?! — удивленно произнес парторг, когда первый раз переступил порог уютного четырехкомнатного дома.
  •  Нет! — твердо ответил Разгуляй. — У нас в России халява отсутствует, жилье теперь покупается за деньги, его можно взять в аренду с правом выкупа или в длительный наем. По­нятно?
  •  Да! Понятно! — ответил Рябчиков.

  Хотя по его глазам было видно, что и на этот раз понятно ему далеко не все.

  Парторг с удовольствием принялся обживать новый удоб­ный и красивый дом. Ему так нравился этот коттедж, что он боялся выходить на улицу, опасаясь, что тогда в жилище -не­медленно поселят какого-нибудь передового тракториста, до- ярку-ударницу или комсомольского активиста. Каждый ве­чер Федор Андреевич ходил по комнатам и не верил, что та­кой дом можно иметь в частной собственности. Да за такое жилище он готов был работать хоть по две, хоть по три смены, без выходных и без отпусков.

  Он вдруг стал понимать, почему люди думают и ведут себя по-иному, имея в собственности недвижимость, землю и тех­нику, которые можно передать по наследству, подарить, про­дать, обменять или сдать в аренду. Он с ужасом смотрел на покосившиеся бараки Социализма, на многочисленные лозун­ги, портреты старых вождей-маразматиков, плакаты с призы­вами совершать никому не нужные подвиги, на грязные доро­ги, на неэффективное производство и с каждой минутой по­нимал, что не желает больше жить по законам Социализма.

  Наконец Рябчиков вспомнил про обещание, данное Кобольту Егоровичу.

  «Вроде он просил меня прислать ему какую-то телеграм­му… Да! Точно! Прислать ему телеграмму! Угу! Точно, точно!»

  Рябчиков задумчиво помешал угли в камине, прошел на кух­ню, съел там бутерброд с черной икрой и только после это­го побежал на почту. Текст телеграммы он сочинил на ходу.

  Еще один месяц счастливой жизни Рябчикова в России пролетел незаметно. В тот день Федор Андреевич Рябчиков находился в кабинете директора и обсуждал с руководите­лем предприятия грандиозные перспективы производства. Внезапно широко распахнулась входная дьерь.

  •  Ой! — неожиданно вырвалось у Рябчикова. Его внезапно одолела икота. — Ой!

  На пороге стоял…

  •  Ну наконец-то! А мы уже тут заждались! С приездом! — директор бросился обнимать вошедшего в кабинет Кобальта Егоровича Ягодкина. — Ну, как добрались? Надеюсь, без при­ключений?
  •  Спасибо, все прошло замечательно! Ребята молодцы, про­вели чисто, без всяких загогулин!

  За спиной у Ягодкина стояли старые знакомые, Медведев и Волков. Узнав в проводниках своих бывших попутчиков, Ряб­чиков начал икать еще сильней.

  •  Ты уж нас прости, дружище! — обратился Ягодкин к изум­ленному Рябчикову. — Не мог я тебе тогда в кабинете все рассказать! Да и товарищ Разгуляй тоже.
  • Ну, ведь проверить сначала нужно было! — добавил ди­ректор.
  •  Ты же знаешь, какая у нас система, раз — и в каталажку! КГБ не дремлет! — Кобольт Егорович устало опустился в крес­ло. — Многих я сюда молодых парторгов и комсоргов напра­вил, которых еще можно было спасти. Но ни один мне весточ­ки не прислал. Как приедут в Россию, как увидят разницу жизни между Социализмом и свободной Российской Импе­рией, так сразу бросают все к чертовой матери и начинают работать, деньги зарабатывать на безбедную старость и счас­тливую молодость. Про меня, старика, забывают. А я ну ни­как понять не мог, как дела идут в России, да и в Российской Империи в целом. А без достоверной информации в таком серьезном деле мне рисковать было не с руки. Боялся я сам провалиться, да и товарищей подвести!
  •  Так значит, вы меня как бы в разведку послали? — Рябчи­ков икал все сильнее и сильнее.
  •  Ну, получается, что так! Я ведь давно за тобой наблюдал и вот теперь вижу, что не ошибся! — бывший второй секретарь райкома с удовольствием выпил рюмочку «Имперской» водки. — Ты мне как прислал телеграмму, я обрадовался, понял, что идет все по плану, выбрал момент и вот — уже здесь. Хоть под ста­рость лет поживу в нормальном человеческом обществе, без боль­шевистского маразма, лицемерия, стукачества, предательства!

  — А почему раныие-то так не делали? — Рябчиков поти­хоньку приходил в себя.

  •  Да потому и не делал, что сначала искренне верил ленин­ским басням и сказкам Маркса, а когда понял, что это пустая болтовня, тогда было уже поздно. Тогда уже за подобные мысли можно было угодить вместе с семьей на Соловки или в сол­нечный Магадан. Вот так-то, милый мой! Ну что, нам пора! — встав из кресла, произнес Ягодкин. — Хотелось бы до Россий­ской Империи засветло добраться!

  — Ну что?! — Кобольт Егорович и Разгуляй крепко обня­лись. — В путь?!

  После теплого прощания Ягодкин вместе со своими про водниками вышел из кабинета. Рябчиков с Разгуляем оста­лись и проговорили до позднего вечера.

  Вскоре со стороны Империи раздался колокольный звон. Небо озарили яркие вспышки многочисленных разноцветных фейерверков.

  •  Что там происходит?! — спросил Рябчиков у Разгуляя.
  •  Там сегодня большое событие!

  Видно было, что директор немного волнуется.

  •  Какое событие?
  • Российская Империя искренне радуется, что с большим трудом, но все-таки смогла вернуть к нормальной жизни еще одного заблудшего человека! Вот так вот!
  •  Как одного? — Рябчиков поднялся со стула. — Как это одного?! На этот раз вы, Аким Антонович, сильно ошибаетесь! Да-да, вы очень сильно ошибаетесь!

  От волнения на лице Федора Андреевича появился румя­нец. Он резко встал, выглянул в окно, еще раз посмотрел на далекие купола русских церквей, отметил нужный азимут и выбежал на улицу.

  •  Вы куда, Федор Андреевич?! — крикнул ему вдогонку Раз­гуляй.

  Рябчиков бежал быстрее ветра, но все-таки повернулся и помахал рукой.

  •  Сейчас за вещами! — громко ответил он. — А потом сразу в Российскую Империю! Сразу в Российскую Импе­рию! Назад в нашу родную, любимую и многострадальную Империю!

  Топот ног бывшего парторга затих в дали.

  •  В нашем полку прибыло! — довольный собой, произнес Аким Антонович.

  Он прошелся по кабинету, смачно плюнул в сторону поко­сившихся бараков, закурил, налил себе рюмку водки, изгото­вил бутерброд с черной икрой, с любовью и гордостью по­смотрел на ярко освещенный стеклянный щит со словом «Рос­сия» и с большим удовольствием выпил за процветание могу­чей, сильной, гордой и независимой Российской Империи.