Изобретатель.

Ровно в полночь Пробиркин Семен Дорофеевич, врач-уро­лог местной поселковой больницы, резко проснулся от вне­запно осенившей его новой идеи.

•  Есть! Есть решение! — взволнованно прошептал он и, бы­стро вскочив с кровати, босыми ногами прошлепал по холод­ному полу, подбежал к письменному столу, включил свет, схва­тил карандаш и на чистом листке бумаги лихорадочно запи­сал какую-то формулу, несколько иностранных букв и пару непонятных знаков, больше напоминающих череп и кости.
•  Ну, наконец-то! Наконец-то! — тихо, дрожащим от волне­ния голосом промолвил врач-уролог, с восхищением погляды­вая на свое умозаключение, воплощенное в ровный столбец цифр и непонятных простому обывателю странных символов.
•  Ну, наконец-то! Наконец-то я решил эту задачу!

После этого Семен Дорофеевич, торопясь, накинул на себя телогрейку и надел на босу ногу резиновые сапоги. Положив заветный листок в карман, он закрыл за собой дверь и быстро помчался в лабораторию, которая находилась на территории поселковой больницы в помещении старого морга.

На улице было пусто. Пробиркин торопился. Громкий то­пот его резиновых сапог по деревянному тротуарному насти­лу был слышен далеко за пределами прилегающих улиц.

Завыли бродячие собаки. В то же время собаки благород­ных кровей, а именно: сибирские лайки, русские гончие и чис­токровные легавые, обратив внимание на лай своих собратьев, повылазили из просторных вольеров, отметились на заборах, узнали в пробегающем местного врача-уролога Семена Доро- феевича, лениво зевнули и с удовольствием вернулись на теплые лежанки досматривать сны со сценами охотничьих баталий.

Вот и здание мертвецкой. Пробиркин толкнул дверь. Слегка скрипнули ржавые петли. В помещении было прохладно и сыро. Пахло кровью, йодом, марганцовкой и портянками трак­ториста, умершего неделю назад. Семен Дорофеевич плотно закрыл окна, задернул шторы, включил свет, снял телогрейку, надел халат. Достав листок с заветной формулой, он еще раз внимательно посмотрел на цифры, что-то прикинул в уме и начал планомерно действовать.

Сначала он быстро зажег небольшую керосинку, потом спиртовку, а затем и электроплитку. Поставил на огонь не­сколько фарфоровых чашек. Затем пару стеклянных колб, старую алюминиевую кружку и небольшой эмалированный ковшик. Вскоре в многочисленных емкостях и соединитель­ных трубках началась химическая реакция.

Пробиркин ликовал. Постоянно сверяясь с формулой, он подсыпал в емкости по очереди то волчий помет, то толченые медвежьи когти, подливал домашнюю хмельную брагу. В по­мещении запахло паленой собачьей шерстью. В детском гор­шке, который находился в самом конце химического процесса, понемногу стала скапливаться какая-то густая масса, от запа­ха которой со стен начала облезать штукатурка. Местные клопы, не выдержав удушающего едкого смрада, мгновенно собрались в одном месте и организованно, ровным строем, быстренько переместились в холодное и неуютное инфекци­онное отделение. Но на Семена Дорофеевича термоядерный запах как будто не действовал. Его радость стремительно пе­реходила в экстаз.

— Получается, у меня получается! — громко кричал он, глядя безумными глазами на жидкость ядовито-змеиного цвета. — Получается!

С этими словами, ошалев от радости, он схватил тазик для сбора крови, вскочил на стол, где в рабочие часы патологоана­том разрезал трупы, начал плясать краковяк, ругаться матом, грозить кулаком невидимым конкурентам-врачам и выкрики- гать лозунг «Да здравствует КПСС!».

Тем временем за странным ритуалом, больше похожим на шабаш нечистой силы, из небольшой подсобки, которая одной

той примыкала к мертвецкой, через просверленное отвер- гтпе за действиями Семена Дорофеевича давно и внимательно з г: додал больничный конюх-санитар Силантий Земельный.

Это был странный, нелюдимый, хитрющий тип по кличке Угрюмый, проживающий на территории кладбища, в покосив­шейся сторожке, которая досталась ему в наследство от давно умершего родного деда. Силантий все время крутился на тер­ритории больницы, делал все, что прикажут, но в основном хоронил ампутированные конечности, перевозил трупы, копал могилы, обмывал покойников и часто бегал за водкой для вра- ча-патологоанатома и его многочисленных друзей-собутыль- ников. Кроме этого, имея в избытке большое количество сво­бодного времени, Угрюмый присматривал за странным пове­дением товарища Пробиркина и в конце концов выяснил, что Семен Дорофеевич хочет всемирно прославиться, а для этого изобретает новые виды мазей, порошков, кремов, таблеток и других медикаментов, польза от которых не была замечена широкой общественностью.

Мало того, Силантий обратил внимание на тот факт, что за три-четыре дня до появления на свет нового препарата у то­варища Пробиркина начинался некий «изобретательский зуд». Выражалось это в том, что Семен Дорофеевич, сам того не замечая, начинал яростно жестикулировать, звонить в гор­ком партии, сильно топать ногой по деревянному полу, часто, по пять-семь раз в день, выбегать на улицу и, минуя дощатую уборную на шесть посадочных мест, мочиться на бревенча­тый угол поселковой больницы. И еще, буквально за день до рождения новой идеи Пробиркин брал литру водки, банку квашеной капусты, пару бутылок пива и в обязательном по­рядке забегал посоветоваться к гадалке-самогонщице Люсе Новосявской, шпалоукладчице местного отделения железной дороги. Конечно, о чем они говорили, Угрюмый не знал, но по тому, как из печной трубы Люсиного дома начинал валить густой черный дым, а у соседей появлялись перебои с элект­ричеством, не трудно было догадаться, что в жилище самогон­щицы идет разговор очень оживленный.

Собрав воедино подобные факты, Силантий забирался в под­собку, открывал смотровое отверстие и, дождавшись появления изобретателя, начинал фиксировать все действия товарища Пробиркина, записывать увиденное в блокнот, а впоследствии использовать собранный материал в своих корыстных целях.

Выдумает, к примеру, уролог крем против любых экзем, а Силантий тут как тут. Намажет руки канцелярским клеем, клей высохнет, висит лохмотьями, Угрюмый к врачу — так, мол, и так, шелушится кожа.

Семен Дорофеевич немедленно предлагает испытать в деле новый препарат. Силантий соглашается только за хорошее вознаграждение, после чего забирает препарат, инструкцию к нему и уходит домой. Дальше — дело техники. Препарат вме­сте с инструкцией — в помойке, руки хорошенько вымыты, никаких шелушений, все чисто, аккуратно. Утром осмотр, ре­зультат положительный, изобретатель Пробиркин ликует. Уг­рюмый от гонорара в виде дармового спирта тоже. Короче, всем хорошо, весело и радостно.

Или же изобретет уролог новый препарат для улучшения роста волос.

«Вот, волосы выпадают, появляется перхоть», — жалуется Си­лантий.

Семен Дорофеевич его успокаивает. Предлагает поучаство­вать в эксперименте. Угрюмый соглашается. А дальше — все но накатанной. Препарат в помойку, из бабушкиного шиньо­на изготавливается парик, волосы по плечи, через неделю ос­мотр. Пробиркин вновь ликует. Ну а Земельный, напившись дармового спирта и наевшись аскорбиновой кислоты, храпит, как пожарная лошадь.

По той же схеме и по той же таксе тестировались препа­раты от чирьев, от грибков на ногах, от геморроя, от поноса и золотухи. Счастливый фармацевт-самоучка ликовал, не подо­зревая о гнусном обмане со стороны своего подопытного, и втайне ото всех грезил о широком признании своих изобрете­ний и мировой известности.

Конечно, если честно признаться, Семен Дорофеевич ни­когда особо не скрывал, что мечтает всемирно прославиться, но и не кричал об этом на каждом углу. Он на самом деле всю свою жизнь мечтал только об одном: как бы создать ме­дицинский препарат, который бы действовал по принципу «один плюс десять». То есть когда один человек, разумеется, больной, принимает лекарство, а вся его семья автоматически становится здоровой.

Ну, например, у пациента появились чирьи, он применяет для лечения мази, изобретенные товарищем Пробиркиным. Через пятнадцать минут чирьи исчезают, а еще через пятнад­цать минут эта зараза пропадает не только у самого больного, но и у всех членов его семьи, включая детей-подростков и девяностолетнюю родную бабушку. При этом больные чле­ны семьи автоматически выздоравливают, а здоровые получа­ют иммунитет на всю оставшуюся жизнь.

Правда, о таких странностях своего коллеги знал не только конюх Земельный, но и все работники поселковой больницы, включая проктолога Илью Владимировича Желудкова и па­тологоанатома Черепова Константина Макаровича. Они дав­но подметили, что Семен Дорофеевич мечтает о своих незаре­гистрированных патентах, которые когда-нибудь будут извес­тны в Америке и Европе, а также в Австралии, на Земле Фран­ца Иосифа и в родной деревне Захолустьино, где девушка Зося Голозадова когда-то отказала Семке Пробиркину в любви и вышла замуж за хромого молдаванина из соседней деревни.

Они знали, что их коллега работает над новым препаратом, появление которого на свет должно затмить изобретение пе­нициллина, новокаина и мази от собачьих блох. Они давным- давно догадывались, что он спит и видит себя приглашенным на всемирные симпозиумы в такие города, как Вашингтон, Бо­стон, Париж, Лондон, Саратов, Пермь, Чебоксары и город на Волге Козьмодемьянск. Сослуживцы были осведомлены, что Семен Дорофеевич не только мечтает стать знаменитым и вырваться из лесной глуши, но и делает для этого все возможное, для чего постоянно что-то выдумывает, изобретает и творит.

Частенько, собираясь за столом выпить по стаканчику спир­та, два этих закадычных друга-врача вели задушевные беседы об охоте, рыбалке, о женщинах, о шамкающем выступлении Л.И. Брежнева на партийном съезде КПСС и, естественно, о психическом состоянии Пробиркина, который бредил всемир ной известностью. Как правило, в таких беседах врач-про­ктолог становился на сторону уролога-изобретателя, при этом хвалил его стремление, напористость, работоспособность и жела­ние стать заметной фигурой в мировой медицинской практике.

Люся-самогонщица, которая иногда посещала эту веселую компанию, нередко принимала то одну, то другую сторону спо­рящих друзей. Сначала она доказывала, что Пробиркин моло­дец, что у него многое получается и когда-нибудь он приобре­тет всемирную славу и признательность. Врач же патологоа­натом, товарищ Черепов, при помощи несложных математичес­ких вычислений доказывал, что до всемирной славы и призна­тельности врачу-изобретателю ох как далеко, а попадание в райцентровскую психушку, где тот проведет остаток своей бур­ной молодости, ох как близко. С подобными доводами Люся- самогонщица так же быстро соглашалась. Она шмыгала но­сом, ерзала на стуле, выпивала предложенную ей рюмочку спирта, после чего рассказывала поучительную историю о своей бли­жайшей подруге Гале по прозвищу Галя Банная Мочалка.

По словам Люси, женщина эта проживала в райцентре и так же, как товарищ Пробиркин, мечтала о широкой извест­ности и большой популярности. Чтобы о ней много и часто говорили, Мочалка изобрела самогонку крепостью более ста пятидесяти градусов. Слава о чудесном напитке быстро раз­летелась по району. Вскоре о Гале и ее веселящем пойле знал весь дом, потом узнала вся улица, затем весь квартал, райцентр…

Приобретя популярность и массовую известность, Галя заз­налась и зазналась капитально. Она перестала здороваться с соседями, пинками выгнала из дома бездельника-мужа, по это­му же маршруту были отправлены скандалистка-свекровь, два ее сожителя, три друга и нигде не работающая пьяница-сест­ра. Кроме того, Галя потребовала, чтобы в ее дом приходили с пветами, дорогими конфетами, шампанским, а к ней самой об­ращались только по имени-отчеству или «госпожа Галина».

Но вскоре без какого-либо предупреждения в квартиру к госпоже Банной Мочалке ввалились несколько то ли недо брожелателей, то ли завистников, то ли представителей кон­курирующей фирмы. Эти ребята взяли Галочку под белы ру­ченьки, прихватили ее самогонный аппарат, все рецепты слав­ного хмельного напитка и увезли красавицу в неизвестном направлении. Ровно через пятнадцать суток госпожа Галина вернулась домой. Почувствовав к себе такое повышенное внимание со стороны общественности, Галя зазналась еще больше. На целых три дня закрылась у себя в комнате, нико­го не пускала, друзей посылала очень далеко и нецензурно, знакомых туда же, соседей по тому же маршруту. На четвер­тые сутки она вышла и два дня, не отрываясь от телевизора, смотрела выступление Л.И. Брежнева на очередном пленуме ЦК КПСС, после чего назвала свою бывшую свекровь мужс­ким именем Вова, а соседку Медузу Горгонскую, женщину доб­рейшей души, Адольфом Гитлер Ивановичем.

Дальше Галя Мочалка, воспользовавшись своей известнос­тью, выхлопотала себе больничный пансион. И теперь, нахо­дясь на полном государственном обеспечении, частенько иг­рает в карты в палате номер шесть с такими известными людь­ми, как Ева Браун, Роза Люксембург, Надюха Крупская, а так­же с русской любовницей Наполеона, Машей по прозвищу Длинноухая и всемирно известной работницей леспромхозов- ского свинарника.

— А я всегда говорил, что большая слава крышу сносит! — произнес как-то патологоанатом, выслушав в очередной раз печальную историю известной самогонщицы.

•  Ничего! Наш все выдержит! — ответил проктолог, подли­вая всем спирта в большие граненые стаканы. — Наш стой­кий, не только бремя славы выдержит, но и нас с собой при­гласит в какую-нибудь западную столицу, вроде Лондона или Парижа.

А-ха-ха! У-ху-ху! — громко засмеялся патологоанатом, дер­жась за живот. — Вот умора. Представляю, как наши прокто­лог с урологом присутствуют в городе Париже на расширен­ном медицинском кворуме, заседают в президиуме, обутые в кирзовые ботинки, в ватных телогрейках и, чтобы их галифе не разорвали на сувениры, крепко держат в руках солдатские

вещевые мешки.

— Ну ладно, — вытерев набежавшие от смеха слезы, произ­нес Черепов. — Давай пари. Если наш Пробиркин выдумает что-нибудь ценное и ему предложат рассказать об этом в ка­ком-нибудь сельском покосившемся клубе, я тебе подарю но­вую двустволку и патронташ с патронами. Но если специали­сты признают, что с крышей у него проблемы, я тебе наношу кирзачем десять ударов по заднице и по спине бью пять раз

березовой доской.

Предложение было заманчивым, и приятели пожали друг друту руки, а Люся разбила рукопожатие.

А пока мужики спорили, Семен Дорофеевич действовал, и действовал весьма эффективно. Работа над новым изобрете­нием шла полным ходом и уже подходила к концу.

Ближе к утру, когда пропели третьи петухи, новый препа­рат от боли, спазмов и запоров был наконец-то получен и при­обрел кодовое название «Неболит». Бережно переложив со­держимое горшка в литровую банку, уролог-изобретатель одел­ся, открыл дверь морга и вышел на свежий воздух.

•  Доброе утро, Семен Дорофеевич! — поздоровался с изоб­ретателем Угрюмый, который сидел на крыльце и покуривал папироску.
•  А, это ты, Силантий! — устало ответил Пробиркин, приса­живаясь рядом с Земельным.
•  Ну что, новый препарат изобрели? — хитро спросил Угрю­мый, искоса поглядывая на емкость с вонючей жидкостью.
•  Да, именно так, мой друг! Совершенно новый, единствен­ный пока еще экземпляр! — гордо ответил Пробиркин и рас­сказал Силантию о чудесных свойствах «Неболита», изгоняю­щего из тела любую боль на три-четыре недели.
•  Ничего себе! — принимая удивленный вид, произнес Зе­мельный. — Неужели целых четыре недели?
•  Естественно. В моем изобретении можете не сомневать­ся! Гарантирую! — заверил Пробиркин и предложил Угрюмо­му поучаствовать в медицинском эксперименте.

Земельный мгновенно согласился, потребовав оплату в виде двух литров спирта, тридцати пачек папирос, десятка банок морской капусты и еще кое-чего по мелочи. Ударили по ру­кам. Довольный Пробиркин встал, вернулся обратно в мерт­вецкую, переложил содержимое банки в емкость чуть мень­ше, написал на листке бумаги инструкцию, вышел и вручил все это Силантию. Угрюмый согласно кивал.

•  Все исполню, как изложено в инструкции! — делая вид, что внимательно изучает написанное, произнес Земельный. — Намажусь, три дня похожу в таком состоянии, подожду, когда засохнет, а потом приду в морг для проведения дальнейших испытаний.
•  Правильно, совершенно верно говоришь! — обрадовался Пробиркин и, попрощавшись, быстренько помчался к гадалке Люсе-самогонщице, сообщать о появлении на свет нового ме­дицинского изобретения.
•  Витю, Витю Виноградова пригласи для чистоты экспери­мента! — немного отбежав, крикнул Семен Дорофеевич Земель­ному, имея в виду леспромхозовского свинопаса, который за мень­шую плату частенько участвовал в подобных мероприятиях.
•  Обязательно, обязательно приглашу! — ответил Силантий и, держась от смеха за живот, направился в сторону поселко­вой свалки.

Он уже знал, как вновь объегорит изобретателя Пробирки- на, поэтому смеялся до упада, смеялся до икоты, смеялся до того, что из глаз его покатились крупные прозрачные слезы.

Придя на свалку, он сел на пустую бочку, закурил, выкинул в овраг инструкцию и банку с кремом, от которой воняло жид­ким волчьим пометом, слегка успокоился и только после этого начал необходимые поиски. Рыться пришлось недолго. Че­рез пятнадцать минут, найдя две чугунные пластины нужного размера, Силантий взвалил их на спину и, продолжая посмеи­ваться, притащил железяки домой. Заперся в сарае. Долго там колотил, сверлил, шаркал напильником, стучал молотком и к концу четвертого дня изготовил что-то вроде армейского бронежилета, но в два раза прочнее и крепче.

• Ничего себе, хорошо получилось! — произнес Земельный, примерив жилетку на себя. — Тут хоть рельсом колоти, ниче­го не почувствуешь.

В назначенный день Угрюмый прибежал в морг, надел на себя чугунный жилет, сверху натянул ночную рубашку, кальсоны, раз­легся на столе, где разделывают покойников, закурил и, безмятеж­но пуская кольца в потолок, стал ждать Семена Дорофеевича.

Пробиркин пришел вовремя. Увидев Силантия, готового к эксперименту, он поздоровался, поинтересовался самочувствием, дотошно расспросил о правильности применения препарата и только после этого произнес:

•  Ну что, начнем-с, пожалуй!
•  Да, пора начинать, а то холодно! — поддержал уролога Зе­мельный, продолжая пускать кольца в потолок. — Вы только ниже пояса не бейте, там я не мазал!
•  Ничего, ничего! — успокоил его Семен Дорофеевич. — Буду бить аккуратно, только по спине и только меж лопаток!

Первый несильный удар Пробиркин нанес березовым че­ренком от совковой лопаты. Раздался глухой звук.

•  Ну что, больно? — спросил уролог Угрюмого.
•  Да нет, не больно, ничего не чувствую, продолжайте!

Второй удар был чуть сильнее первого.

•  Ну что, больно? Что-нибудь чувствуешь? — вновь спросил 3-мен Дорофеевич, поглядывая на Земельного.
•  Да нет, продолжайте, вообще ничего не чувствую!

После этого сила ударов начала резко возрастать. В щеп­ки разлетелся березовый черенок. Силантий на удары не реа­гировал. Пробиркин пустил в ход автомобильную монтажку.

•  Ну что, а сейчас больно?
•  Да нет же, нет, вообще ничего не чувствую! — еле удержи­ваясь от смеха, отвечал Угрюмый. — Давайте посильней, по- сжчьнен давайте!

Уробиркин продолжал бить изо всех сил. В свою очередь С жлантий, подыгрывая как можно тоньше, попросил у Семена Д: гс феевича журнал с кроссвордами и карандаш, объясняя : — укой от затянувшейся медицинской процедуры.

Уролог-изобретатель ликовал.

•  Вот это мазь, дак мазь! Вот это да! Человек не чувствует боли! — с этими словами он продолжал свой эксперимент, на­нося удары по спине Угрюмого чем только мог.

Вслед за автомобильной монтажной в дело пошел толстый обрубок арматуры, после этого — кусок водопроводной трубы. Заканчивая процедуру, Пробиркин бросил на спину Силан- тия метровый чугунный радиатор. Раздался глухой удар. Ба­тарея разломилась на две части.

Силантий внимательно посмотрел на радостного Пробир- кинаи и попросил у того металлическую линейку. Взяв инст­румент в руки, он начал чесать ею спину, так как окалина, отлетевшая от чугунного жилета, неприятно раздражали по­звоночник Угрюмого.

•  Эксперимент удался! — торжественно произнес Пробир­кин, протягивая руку Земельному. — Молодец! Спасибо!

В это время в дверь мертвецкой негромко постучали. В помещение вошел свинопас Витя Виноградов, явившийся для продолжения эксперимента. Силантий Земельный мгновен­но вскочил со стола. Быстренько одевшись, он схватил сумку с обещанным вознаграждением, пулей вылетел из мертвецкой и, вновь держась за живот от смеха, побежал домой наслаж­даться употреблением крепкого медицинского спирта.

Его место тут же занял Витя Виноградов. Эксперимент про­должался. Правда, после первого удара монтажкой по хребту свинопас со стажем заорал благим матом, после второго поте­рял сознание, а после третьего… После третьего он попал в районную реанимацию, где трое квалифицированных врачей по кусочкам собирали Витины ребра и на чем свет стоит ру­гали своего придурковатого коллегу-экспериментатора.

•  Видимо, мазь выдохлась! — горестно вздохнул Пробиркин, когда узнал, что свинопас Виноградов выйдет на работу не рань­ше, чем через два месяца. — Бывает. Ну, что теперь поделаешь!

Тем временем жизнь в леспромхозе «Северный» шла сво­им чередом. Люди работали. Валили лес, перерабатывали дре­весину. Желание прославиться переросло у Пробиркина в какую-то навязчивую идею. Его часто стали замечать возле поселкового совета, где он, прячась за углом старого сарая, бро­сал непонятные взгляды на окна кабинета председателя, ше­велил губами и ребром левой руки проводил по локтю пра­вой. В это время Силантий Земельный пил дармовой спирт, закусывал аскорбинкой и не упускал возможности присмот­реть за поведением Семена Дорофеевича. Витя Виноградов после каждого эксперимента лежал в больнице. Уролог и проктолог тем временем продолжали спорить о вменяемости своего коллеги. Директор леспромхоза следил за выполнени­ем плана и постоянно гонял своих рабочих.

Но день, о котором сейчас пойдет речь, был каким-то нео­бычным. У поселковых жителей было тревожно на душе. Была пятница. Наступило полнолуние. Как утверждали знающие люди, в такое время вся более-менее значимая нечисть начи­нает собираться на свой очередной шабаш. Странно, но поче­му-то именно в этот день самогонщица Люся Новосявская поставила браги в два раза больше обычного. Именно в этот лень в леспромхозовской жилконторе один из бухгалтеров провалился в выгребную яму, но через два часа был спасен своим друзьями-собутыльниками. Именно в этот день из глу­бокого подполья на полулегальное положение вышла тайная секта баптистов-староверов и потребовала от администрации поселка немедленного строительства молельного дома. В ме­стной пивной буфетчица разбавила пиво так сильно, что оно стало похоже на ослиную нефильтрованную мочу. Местные собаки выли намного громче, грустнее и тоскливее обычного. С осле обеда сильно зашумела тайга.

Ближе к вечеру толстозадая секретарша занесла директо­ру телеграмму от вышестоящей организации. С тяжелым чув- стбом Коршунов взял ее в руки.

— Что? Не понял! К кому? Кого? Куда? Да это какая-то ошибка! Этого не может быть! — прочитав текст, произнес он г вытер платком холодный пот, появившийся у него на лбу.

«Уважаемый Петр Гаврилович! — говорилось в депеше. — В залп леспромхоз по обмену опытом направляется иностранная делегация, состоящая из пяти финских лесозаготовителей и одного переводчика. Убедительно просим Вас достойно встретить гостей, разместить и организовать семинар на тему «Внедрение новой техники и технологий при разделке, хране­нии и переработке древесины в современных условиях»». Дальше шли подписи секретаря парткома, месткома и перво­го заместителя главка товарища Долболобого.

•  Какие иностранцы? Какая у нас технология? Какая, к черту, техника? — в гневе кричал Коршунов, хватаясь за голо­ву. — Ничего не понимаю! Они что, в главке махорки обкури­лись, что ли?

С этими словами он со злостью разорвал телеграмму, плю­нул в бороду Карла Маркса, портрет которого висел возле несгораемого шкафа, смачно высморкался в окно, попав на лысину проходящему бухгалтеру, для храбрости пропустил стаканчик водки и, решив выяснить оперативную обстановку, начал звонить в партийные и вышестоящие инстанции. От­вет был везде один.

•  Не паниковать! Взять себя в руки! Текст телеграммы со­ответствует действительности! Принять к сведению и точно выполнять распоряжения.

От услышанного у директора голова пошла крутом.

•  Не может быть! Этого просто не может быть! В нашу глухомань прислать иностранцев! Да это же…

После этого директор сделал пару кругов по кабинету, еще раз плюнул в бороду Карла Маркса, для бодрости замахнул стакан спирта, набрал телефон обкома партии и, пока из труб­ки доносились длинные гудки, смачно харкнул еще раз, но уже на портрет члена ЦК КПСС товарища Суслова. На дру­гом конце провода раздался негромкий треск.

•  Говорите! — послышался в трубке мягкий, приятный муж­ской голос. — Говорите, Петр Гаврилович, мы вас внимательно слушаем!

Немного оробев, но быстро взяв себя в руки, директор на­чал говорить обо всем наболевшем. Он искренне возмутил­ся. Предупредил, что посещение иностранцами их леспромхоза — это какая-то нелепость, граничащая с безумством. На­помнил, что у них в поселке отсугствует дорога, грязь доходит до пояса, в леспромхозе нет элементарных условий прожива­ния, из двадцати необходимых для поселка врачей работают всего трое и те с подозрительной квалификацией. Попытался заострить внимание на том, что основная техника в леспром­хозе — это топор и бензопила «Дружба», а так же доложил о запчастях, которые на их территорию не попадают годами.

•  У вас все? — тихо спросил невидимый собеседник на другом конце провода, когда жалобы Коршунова перевалили за пятый десяток.
•  Нет! — твердо ответил Петр Гаврилович и еще в течение пятнадцати минут? излагал, почему нельзя приглашать иност­ранцев в леспромхоз «Северный».
•  У вас все? — вновь прозвучал тот же мягкий голос, но уже с металлическим оттенком.
•  Да, у меня все! — ответил директор, вставая по стойке смирно.

Ответ был короткий. Короткий, как пистолетный выстрел в морозном воздухе.

•  Пошел на …, леспромхозовский паникер! — неожиданно ус\ышал Коршунов. — Пошел … в …!

После этих слов из трубки повалил такой отборный мат, что гражданин Коршунов, отсидевший в воркутинской коло­нии более пятнадцати лет, сразу как-то сник, обмяк, мгновенно вспотел и готов был принять гостей не только из Финляндии, но и с Марса, Луны и Венеры.

На следующий день новость о приезде иностранцев мгно­венно облетела весь поселок. Узнав об этом, Пробиркин тут же помчался к Люсе-самогонщице, решив немедленно с ней гэсоветоваться и принять какое-нибудь мудрое решение. \юся находилась дома.

У тебя появился шанс! — возбужденно произнесла она, так только Пробиркин переступил порог ее дома. — Сама гортуна повернулась к тебе лицом! Это не только шанс, а жаясище. Понимаешь? Вот момент, когда можно прославить ся! — страстно шептала она, видимо, поверив в то, что гениаль­ное изобретение ее друта наконец-то найдет признание.

•  Понимаешь, если тебе удастся кого-нибудь из них выле­чить, они вернутся домой и первым делом дадут интервью в местную газету. Расскажут о своих приключениях в России. Далее эту статью перепечатают сначала все финские газеты, а затем газеты соседних стран. После этого о тебе заговорит Европа, через какое-то время новость перелетит через океан и вот об этом уже шепчется вся Америка. А там, глядишь, и…

От жаркого монолога Люси-самогонщицы у Пробиркина перехватило дыхание.

•  Ух ты! Неужели так все легко можно провернуть? — воз­бужденно прошептал он.
•  Да! Да! Конечно! — с пылом отвечала ему Люся, выставляя на стол четверть крепкого первача.

На радостях и в предвкушении звездного часа уролог-изоб- ретатель и Люся-шпалоукладчица три дня пили медицинский спирт, после чего три дня опохмелялись самогонкой, а после выходили из штопора при помощи обычной дрожжевой браги.

Закончилась неделя радости и веселья. Пробиркин сбегал в леспромхоз и уточнил дату приезда иностранцев. После этого вновь вернулся к Люсе-самогонщице за консультацией. Бли­же к вечеру у Семена Дорофеевича случился мощнейший понос. Дабы остановить этот процесс, уролог-изобретатель немедленно съел горсть таблеток собственного приготовле­ния. Понос тут же исчез, правда, на смену ему явился силь­нейший запор.

•  Ну а если иностранцы не заболеют, что тогда делать? Не насильно же их лечить! — недоверчиво спросил Пробиркин у Люси и заерзал на стуле.

В это время появившийся у него недуг начал давал о себе знать постоянным урчанием в животе и легким жжением в интимном месте.

Заболеют! Не переживай, точно заболеют! — твердо отве­тила Люся. — Ну, во-первых, дальняя дорога, стресс от переез­да, резкая смена климата, незнакомая еда, чужая обстановка и многое другое. Так что ты не переживай, какой-нибудь недуг да схватят, от нас здоровым еще никто не уезжал. Ну а если не схватят, тогда мы поможем! — тихо добавила она и нежно погладила трехлитровую бутыль с мутной жидкостью молоч­ного цвета.

Тем временем в леспромхозе началась подготовка к встре­че иностранной делегации. По приказу директора с ближай­шей лесосеки в срочном порядке была снята молодежная де­вичья бригада, которая с энтузиазмом взялась мести улицу. Вскоре клубы серой пыли высоко поднялись над крышами таежного поселка. Через короткое время девчата осознали бесполезность своей работы, быстро собрали комсомольское собрание, в течение часа обсудили все проблемы и тут же перекинулись на покраску заборов. Работа спорилась, прав­да. через час все белые штакетины превратились в серые, еще через час в серо-бурые, а к вечеру в серо-буро-малиновые с небольшими черными пятнышками.

— Ничего, сойдет! — похвалила девчат бригадирша, направ­ляя подчиненных подкрашивать траву возле пивнушки «Глаз коблы».

Не отставали от молодежи и слесаря из местной жилконторы. Гни почистили помойки и покрасили мусорные баки, правда, толь­ко с лицевой стороны ввиду отсутствия финансирования. Пин­ками прогнали за пределы поселка бродячих собак. Тех, кто —-.тался вернуться обратно, ребята брали на поводки, отводили за околицу и там, в тени вековых елей, кирзачами по ребрам лазали понять лохматым, что до отъезда иностранцев их появле­ние на территории леспромхоза считается нецелесообразным.

Да\ее силами этих же мужиков на центральной улице, воз- • — геспромхозовской столовой, был установлен широкий пла­кат с производственными показателями. Этот плакат очень дачно закрывал собой обширную свалку, пару помоек с пи- г- зыми отходами и дощатый сарай для хранения костной муки. Чуть левее, тоже прикрытый плакатом о светлой жизни з коммунизме, был смонтирован мощный вентилятор, разгоня- к:::ий вонь, исходящую от леспромхозовского забойного цеха.

Красиво покрасили фасад местной пивнушки. С улицы прогнали грязных алкашей и отправили их по маршруту бро­дячих собак. После чего к приезду иностранной делегации все было готово.

Поселок замер в ожидании заморских гостей.

Замер до полного оцепенения, превратившись в железобе­тонный столб, и наш изобретатель Семен Дорофеевич Пробир- кин. Правда, длилось это оцепенение совсем недолго. Через пару деньков он отправился к Люсе-самогонщице, все выход­ные вместе с ней пил брагу и переписывал рецепты своих препаратов. По какой-то черт прочитал одну из работ В.И. Ленина. Ничего там не понял, выкинул брошюру в уборную, после чего стал регулярно посещать леспромхозовскую контору, стараясь поточнее выяснить дату приезда иностранных гостей.

Не впадая ни в какое оцепенение, интенсивно зашевели­лись и проктолог с патологоанатомом. Эти два деятеля посто­янно собирались в больничном морге, крепко выпивали, мир­но разговаривали, после чего из окон мрачного заведения на­чинали доноситься слова и фразы, такие как «всемирная из­вестность», «районная психушка» и «дурак-дураком», а также «березовая доска» и «кирзовый сапог».

Наконец настал долгожданный и в то же время тревожный день. В этот день все жители поселка от мала до велика, вклю­чая девяностолетних старух и стариков, с интересом вышли поглазеть на приезжих иностранцев. Самые избранные, на­дежные, отобранные по списку и утвержденные на заседании парткома, были допущены до встречи заморской делегации на железнодорожном перроне.

Вскоре, с опозданием на три часа, с двумя прицепными ва­гонами, к станции подошла леспромхозовская дрезина. Из от­крытых дверей первого вагона стали появляться бабки, нагру­женные огромными сумками и громадными тюками, от кото­рых за километр воняло немытой овечьей шерстью. В то же время из второго вагона степенно и важно на землю российс­кой глубинки ступили незнакомые люди, которые показались местным жителям пришельцами с другой планеты.

И это немудрено. Все они постоянно что-то жевали, разго­варивали на непонятном языке, были одеты в кожаные пальто, белые рубашки, черные галстуки, фетровые шляпы, в брюки из добротного сукна и зеркального блеска ботинки из доро­гой крокодильей кожи.

Иностранцы спустились на перрон. Нервно оглядываясь по сторонам, они сбились в плотный косяк и с тоской посмот­рели на дрезину, которая привезла их из благополучной Евро­пы. Крепко взялись за руки. С большой опаской и насторо­женностью взглянули на русских мужиков и необъятных баб. Одетые в темные телогрейки, кирзовые сапоги, холщевые рукавицы и бесформенные треухи из кроличьего меха, встреча­ющие произвели на гостей незабываемое впечатление. На лицах приезжих легко читался ужас.

За иностранцами на перрон бодро выскочил Костя Косточкин. корреспондент местной газетенки «Лесная глухомань». Он тут же ловко щелкнул фотоаппаратом и быстро заснял толпу встречающих вместе с Семеном Дорофеевичем, который, делая какие-то знаки, старался пробиться как можно ближе к  членам заморской делегации. Запечатлел на пленке мед­ленно уходящую дрезину. Моментально сделал несколько сниммков таежного пейзажа, удачно поймав в объектив камеры низколетящую воронью стаю.

Замыкал группу приезжих человек высокого роста.

Он был круглолиц, узкоглаз, одет в черное пальто, больше похожее на халат узбека, брюки, заправленные в сапоги, на голове у него виднелась тюбетейка, а из подмышек торчали балалайки, красиво расписанные под хохлому.

•  Саид! — преставился молодой человек, протягивая дирек­тор v мозолистую руку. — Студент пятого курса МГИМО, прислали к вам в качестве переводчика, короче, буду помогать вам общаться с иностранными гостями.
•  Хорошо! — обрадовано произнес Коршунов. — Нам как раз этого и не хватает.

В это время духовой оркестр заиграл приветственный марш. Зашатались вековые сосны. Местные старухи с ужасом раз бежались по кустам, посчитав, что начался кульминационный момент их наглого ограбления. Встречающие, в том числе и Пробиркин, громко закричали:

•  Ура! Ура-а-а!

Вверх полетели кепки, шапки, косынки, чей-то сапог и сак­вояж Семена Дорофеевича. Финны в страхе и ужасе еще плотнее прижались друг к друту. После того, как стихли ли­тавры, по знаку директора из толпы встречающих к перепу­ганным иностранцам подбежала работница пилорамы Люба Мухина и, изобразив легкий поклон, произнесла фразу, кото­рую учила три дня и три ночи:

•  Добро пожаловать, дорогие гости, в наш поселок строите­лей коммунизма.

После этих слов она широко улыбнулась, обнажила редкие зубы, покрытые желтым налетом, шаркнула ногой и препод­несла старшему группы поднос с двумя буханками черного хлеба, обильно посыпанными крупной каменной солью.

Не совсем понимая, как в данном случае поступить, иност­ранный гость взял обе буханки в руки, постучал ими друг о друга, стараясь стряхнуть как можно больше соли, повернул­ся и передал хлеб следующему из своих товарищей. Тот сде­лал то же самое. Хлеб пошел по рукам. Когда буханки дошли до переводчика Саида, тот с удовольствием их принял, тут же с аппетитом съел половину, а вторую засунул себе за пазуху. Быстро защелкал затвор фотоаппарата корреспондента «Лес­ной глухомани». Пробиркин в это время вырвался из толпы, подбежал к гостям и начал интересоваться у Саида, как себя чувствуют иностранные товарищи и не нужна ли им квали­фицированная медицинская помощь.

•  Пошел ишаку в задницу! — тихонько ответил ему пере­водчик, с подозрением поглядывая на саквояж уролога, из ко­торого начало попахивать сухим медвежьим пометом. — Ког­да нужно будет, тогда и позовем. А пока держись меня и не мычи без надобности.

Все понял! — ответил ему Семен Дорофеевич и тут же, стараясь попасть в объектив Костиного фотоаппарата, втис нуася в толпу, изображая, что работает, меряет температуру и проверяет кровяное давление.

Далее был запланирован непродолжительный митинг. Пря­мо под открытым небом с новой деревянной трибуны один за другим стали выступать партийные активисты и руководите­ли предприятия. Все ораторы докладывали присутствующим о высокой производительности труда, счастливой социалисти­ческой жизни, постоянно ругали проклятый капитализм, а, за­канчивая свою речь, считали своим долгом пригласить фин­нов па постоянное место жительства в Советский Союз, обе­щая им высокую заработную плату и бесплатное получение жилья в новых леспромхозовских домах барачного типа. После двухчасового митинга все, даже ничего не понимающие фин­ны. долго хлопали в ладоши и троекратно кричали:

•  Ура! Ура! Ура!

Мероприятие подходило к концу. Надо было ехать в посе­лок. Иностранцы плохо понимали, что происходит, и крутили головами в надежде увидеть комфортабельные автобусы, в которых планировали продолжить путешествие по России. Автобусов нигде не было видно. Вместо этого к перрону подка­тил трелевочный трактор с прицепной деревянной тележкой.

•  Экзотика! — закричали на своем языке финны и стали со г тех сторон фотографировать чудо-технику.
•  В тележку! В тележку! — начал показывать Коршунов на трактор, приглашая иностранцев пройти на посадку.

От такого предложения гости постарались отказаться. В л ело вступил переводчик Саид. Он был спокоен, как удав. Его круглое лицо излучало доброту и ласку. Он, не переста­вая тренькать на балалайке, для начала отвел иностранных гостей в сторону. Изобразил на пальцах какую-то комбина­цию. После этого он ребром ладони провел себе по колену, затем выше, потом по пояс, потом по горлу. После того, как рука провела невидимую линию выше макушки, гости нако- нед-то закивали головами и нехотя полезли в тележку.

Толпа встречающих быстро заполнила все свободное про­странство. Давая понять, что пора отправляться, Коршунов сунул два пальца в рот и трижды громко свистнул. Тракто­рист все понял и нажал на газ. Из трубы повалил густой чер­ный дым. Трактор сильно дернулся. Чтобы не выпасть из тележки, все, в том числе и финны, начали хвататься за все, особенно за то, что посильней приколочено.

•  Мама! — вновь на своем языке крикнул кто-то из иност­ранцев, начиная путешествие по дорогам Страны Советов.
•  О чем это они там шепчутся? — стараясь перекричать двигатель, спросил директор у переводчика Саида.
•  Воздух! Воздух, говорят, у вас свежий! — закричал Саид. — Насыщенный, говорят, такой. Отличный воздух, говорят, изу­мительный.
•  Правильно, правильно говорят, молодцы, это соответствует действительности, — похвастался Коршунов, изображая на лице довольную улыбку.

Тем временем, борясь со страшной качкой, один из лесору­бов привязал себя к борту тележки брючным ремнем, взял в руки гармонь и начал ловко наяривать веселую мелодию. Девчата с удовольствием пустились в пляс, на ходу исполняя популярные частушки. От увиденного у иностранцев округ­лились глаза. Трактор кидало из стороны в сторону, грязь заливалась в кабину. Дорога была экстремальная. Крутые подъемы заканчивались резкими спусками, финнам станови­лось все хуже и хуже. Но вскоре они встрепенулись. Не­смотря на свое состояние, близкое к клинической смерти, они приободрились и, показывая пальцами на тайгу, начали быст­ро щелкать затворами фотоаппаратов.

«Мир! Труд! Май!» — гласил транспарант, натянутый между двух вековых сосен.

Далее по всей обочине дороги стали попадаться плакаты с коммунистическими призывами. Они были растянуты между берез, сосен, торчали в рябиннике, висели на сухой ольхе и напоминали присутствующим о том, что «Коммунизм победит», «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи», «Капитализм не пройдет», и призывали всех «Вперед, в светлое будущее». Фин­ны не переставали снимать.

«Ленин живее всех живых» — увидели гости плакат круп­ного формата, торчащий из кустов молодого орешника.

•  А что, этот лысый-то еще не помер, что ли? — спросил на своем языке один из гостей, повернувшись к своим коллегам. — Вроде поговаривали, он в Разливе в шалаше околел?
•  Судя по тому, как живут русские, видимо, не околел! Ви­димо, отогрели этого придурка! — ответил кто-то из товарищей, быстро хватая в объектив кусты орешника и плакат с подо­зрительным большевистским утверждением.
•  Чего они там шепчутся? — вновь крикнул директор Саи­ду, стараясь перекричать звуки гармошки и работу трактор­ного двигателя.
•  Воздух! Воздух, говорят, у вас свежий! — отвечал перевод­чик. — Насыщенный, говорят, такой. Отличный воздух, говорят,

изумительный.

•  О, это да! Это правильно, поддерживаю! — с нескрывае­мым удовольствием произнес Коршунов и с гордостью огля-

I дел присутствующих в тележке гостей.

После густой тайги и многочисленных плакатов стали по­являться небольшие вырубки, больше похожие на залысины плешивого человека. Финны опять схватились за фотоаппа­раты. Снимать было что. Почти на каждом здоровом пеньке стали попадаться гипсовые бюсты В.И Ленина, К. Маркса, Л.И. Брежнева, кубинского лидера Фиделя Кастро, Мао Цзэ- дуна, корейского лидера Ким Чин Ира и неизвестного партий­ного руководителя с топором за поясом и расписной балалай­кой в руках. Еле стоя на ногах, бледные, превозмогая симпто­мы морской болезни, финны продолжали снимать.

•  Манергем! Манергем! — громко и радостно закричал Кор­шунов, указывая пальцем на двухметровый памятник, который местные умельцы успели вырезать перед приездом гостей.
•  Манергем! Липа! Манергем! Липа! — не уставая, повторял он, желая объяснить иностранцам происхождение материала

д\я монумента.

•  О кей! Вери вэлл! Оф кос! Моя твоя не понимает! — отве­чал на слова директора старший из финнов.

Он интенсивно замотал головой, но снимать легенду своей стра­ны категорически отказался, сославшись на то, что деревянный придурок из липового бревна больше напоминает молодого Адоль­фа Гитлера в двадцатилетием возрасте. Тем не менее, поездка продолжалась. Семен Дорофеевич все время крутился возле ино­странцев, наблюдал за юс самочувствием и время от времени спра­шивал у Саида, не пора ли пичкать таблетками заморских гостей.

•  Не мычи, тебе же сказали, не мычи! — раздраженно отве­чал переводчик.

Саид не любил, когда ему мешают, поэтому, стоя прямо в тележке, продолжал бренчать на расписной балалайке. Дви­гатель трактора громко рычал. Тележку продолжало бросать из стороны в сторону.

•  Верной дорогой идете, товарищи! — перевел значение слов Саид, когда транспарант с большими буквами появился на стене заброшенной силосной ямы.
•  Ах! — громко выдохнул один из финнов, когда понял зна­чение этого предложения.
•  Ах! — удивленно закричал и его товарищ, на глазах момен­тально бледнея.
•  Брры-ы! — передернуло остальных, после чего вся иност­ранная делегация с сильнейшими рвотными потугами перева­лилась через борт.
•  Ничего, привыкнут! — увидев блюющих гостей, добродуш­но произнес директор леспромхоза. — Все вновь приезжие через это проходят. У нас этим тут никого не удивишь!
•  Бывает! — подтвердил слова Коршунова Саид, давая ко­манду Пробиркину к началу практических действий.
•  Есть начинать действовать! — бодро и радостно отклик­нулся Семен Дорофеевич, выдавая гостям по паре таблеток и по небольшой упаковке порошка, от которой подозрительно попахивало кошачьей мочой.

Но, как ни странно, приняв это зелье, гости неожиданно при­ободрились, повеселели и с благодарностью посмотрели на своего спасителя. Тошноты и рвоты как не бывало.

Виват! Виват! Виват! — радостно, но сдержанно прошеп тал изобретатель, увидев положительный результат своей ра­боты. — Есть контакт, пошла мазута! — довольно потирая руки, зашептал он, совсем не замечая того, что после употребления его таблеток финны стали чаще чесаться, у некоторых на ушах появились небольшие бородавки, а у старшего группы стала плохо держаться во рту вставная челюсть.

Трактор с трудом, но все-таки продвигался вперед. Пасса­жирам тележки было все нипочем. Они продолжали петь, плясать вприсядку, водить хоровод и время от времени гром­ко свистеть. Первоначальный страх перед этими странными русскими у иностранных гостей постепенно прошел. Они начали смотреть по сторонам с искренним интересом, с удив­лением и даже с некоторым сочувствием.

Потихоньку въехали на окраину поселка. На центральной улице приезжих встречали толпы народа. Дети начальных классов приветствовали гостей, размахивая небольшими ма­терчатыми флажками. Ребята старших классов — флажками и бумажными цветами. Группа пэтэушников — густыми бере­зовыми ветками, больше напоминающими банные веники. Чуть дллыпе активисты из бригады лесорубов кричали:

•  Ура! — и махали тонкими вершинками деревьев, срублен­ными накануне в ближайшей березовой роще.
•  Ура! — кричала и радостная толпа, кидая в воздух шапки, кепки, чью-то дырявую сумку и кожаный саквояж, подозри­тельно похожий на саквояж Семена Дорофеевича.

Кто-то пел «Интернационал», ребята из жилконторы пина- си бродячих собак, которые раньше времени вернулись на поселковую помойку, два друга, врача-собутыльника, стояли чуть дальше и, слегка завидуя товарищу Пробиркину, разгова­ривали друг с другом.

•  Смотри, смотри, вон наш гений, гордо стоит в тележке! — показывая пальцем, произнес проктолог, обращаясь к своему приятелю патологоанатому товарищу Черепову.
•  Ты имеешь в виду вон того придурка, который стоит ря- л:м с узкоглазым и круглолицым узбеком?

Эх, — делая вид, что не слышит этих слов, продолжал под задоривать приятеля проктолог Желудков, — зайду-ка я, пожа­луй, завтра в сельпо, проверю, не завезли ли туда двуствольное ружье с патронами.

— Конечно, зайди, проверь! — отвечал на эту язвительную тираду патологоанатом Черепов. — А я вот сегодня проверю кирзовые сапоги — хорошо ли начищены, и на пилораму загляну, постараюсь березовую доску подготовить, для скорейшего ее применения.

Тем временем иностранная делегация продолжала переме­щаться по поселковым улицам.

Отвечая на приветствия местных жителей, финны что-то бодро кричали. Они энергично махали руками, подбрасывали вверх заячьи треухи, которые успели стащить с голов сопро­вождающих их леспромхозовских активистов, возбужденно хлопали по плечу Саида, врача Семена Дорофеевича, какую- то толстозадую активистку, а также не забывали снимать на пленку процедуру обучения собак уму-разуму.

Наконец гости миновали леспромхозовскую лесопилку и небольшую пивную «Глаз воблы». Затем проехали мимо за­колоченного киоска «Союзпечать», чудом не потонув в грязи, возле глухого забора похоронной конторы резко повернули на девяносто градусов и остановились у кирпичного здания инфекционного отделения поселковой больницы. Здание, вре­менно переделанное местными мастерами под леспромхозов­скую гостиницу, сразу было и не узнать.

Постарались мужики неплохо. Покрасили полы, побелили стены, заменили двери и рамы. Полы покрыли добротными ковровыми дорожками. Вместо старых и скрипучих крова­тей поставили новые деревянные. Стены завесили недороги­ми, но красивыми коврами с изображением оленей и местных пейзажей, на которых преобладали непроходимые леса и глу­бокие болота. На свободные места по приказу парторга были развешаны многочисленные вымпелы, красные знамена и пла­каты с коммунистическими лозунгами. Заменили даже кар­тину местного партийного лесоруба, который гуашью на плот­ной мешковине изобразил босоногого мальчишку, пасущего леспромхозовских свиней. Вместо нее на стене появился холст, на котором В.И. Ленин доказывает работникам сельского хо­зяйства, что есть много — вредно, что колбаса приводит к гаст­риту, а чрезмерное употребление копченого сала — вообще к страшным болезням со смертельным исходом.

По распоряжению председателя месткома крыша инфек­ционного отделения была покрыта тонкими сосенками, мел­кими елочками, березками и ветками крупного можжевель­ника. Электрики из жилконторы провели гирлянды неболь­ших лампочек, какие вешают на новогоднюю елку. Заменили входную табличку на новую, на которой красивыми буквами было выведено: «Поселковая гостиница «Шалаш охотника»».

Финнам такое жилище понравилось. Они начали ожив­ленно переговариваться между собой, хвалить директора и своего переводчика, окружающих, за каким-то чертом Семена Дорофеевича, после чего, пошатываясь от усталости и подо­брав выпавшую пластмассовую челюсть своего товарища, заш­ла внутрь помещения, из которого почти сразу раздался оглу­шительный грохот. Измученные переездом финны, не разде­ваясь, рухнули на деревянные кровати, застеленные толстен­ными ватными матрасами.

Рано утром все леспромхозовское начальство вместе с то­варищем Пробиркиным находилось возле гостиницы и с не­терпением ждало пробуждения иностранных гостей.

Ровно в восемь часов утра на крыльце появились бодрень­кие иностранцы.

•  Гуд монинг! — произнес старший группы, выходя навстре­чу директору и его коллегам.
•  Доброе утро, господа! — смущенно произнес Коршунов.
•  Тафай, тафай, технология покасывай! Тафай, тафай, мащи- на покасыфай! — с места в галоп начал один из гостей. — 7-крет делися! Пошел работать, тафай, тафай работать!
•  Шустрые ребятки, ничего не скажешь!» — подумал Кор­шунов.
•  С наглецой мужички! — прошептал Семен Дорофеевич, когда увидел напористых гостей, которых только вчера при­шлось подлечивать от тошноты и сильной рвоты.

«Ну а я все-таки молодец, и мои препараты работают!» — с радостью думал он.

Он взглянул на гостей с нескрываемым восторгом, совсем не замечая, что у одного из финнов стали чесаться не только голова и шея, но и спина, задница и пятки, которые тот не смог помыть из-за отсутствия в «Шалаше охотника» горячей воды У другого бородавки стали чуть заметнее. У третьего еще силь­ней начала болтаться вставная челюсть, а еще двое начали чаще заглядываться на вымпелы и коммунистические призы­вы. Нехотя, но без всяких отказов финны быстро заскочили в знакомую тракторную тележку. Минут через сорок, специ­ально затягивая время и постоянно путая следы, делегацию доставили на ближайшую лесосеку, которая находилась всего в трехстах метрах от самого поселка. От увиденного у фин­нов глаза полезли на лоб.

•  Невероятно! Этого не может быть! Сенсация! — кричали они на своем языке, начиная интенсивно фотографировать увиденный пейзаж.

Не отставал от них и корреспондент газеты «Лесная глухо­мань» Костя Косточкин. Он лихорадочно щелкал фотоаппа­ратом и возбужденно кричал:

•  КПСС рулит! Рулит КПСС!

В это время все члены леспромхозовской делегации, вклю­чая директора товарища Коршунова и врача Семена Дорофе- евича, стояли рядом, улыбались и с удовольствием наблюдали за реакцией иностранных гостей.

•  Видал, как мы можем удивить? — прошептал на ухо Про- биркину Петр Гаврилович, с удовольствием почесывая грудь через рубаху. — Ну а что будет впереди? О-го-го!

С этими словами он поднял палец вверх, вновь с нескрыва­емым восторгом посмотрел на иностранцев и с большим удо­вольствием закурил папиросу «Беломорканал».

А удивляться на этот раз было чему. После того, как в лес­промхозе узнали о приезде иностранной делегации, отвертеться от которой не удастся, руководством было принято единствен­ное правильное решение: действовать и действовать активно!

В тот же день на ближайшей строительной площадке, кото­рая была предназначена для монтажа двух новых пилорам, дощатого склада и уборной из того же материала, решено было сделать следующее: собрать под метелку все сучки, стружку, шишки и хвойные иголки, вспахать землю, заборонить, при­везти торф, посадить траву и покрасить пеньки в ярко-белый цвет. Сказано — сделано. Через несколько дней все было готово в лучшем виде.

Тем временем финны продолжали щелкать затворами сво­их фотоаппаратов. Сделав еще по двадцать-тридцать сним­ков, они окружили плотным кольцом директора, вытащили из карманов блокноты в кожаных переплетах, затем ручки с зо­лотыми перьями, после чего еще плотнее сгруппировались и начали что-то бубнить на своем языке.

•  Чего это они бормочут? — спросил директор переводчика Саида, который стоял рядом с иностранцами и продолжал ти­хонько играть на расписной балалайке.
•  Воздух, воздух, говорят, у вас хороший, насыщенный, гово­рят, такой, замечательный, говорят, воздух.
•  А еще чего?
•  А еще спрашивают, зачем пеньки красите, да еще и в белый цвет?
•  Д секреты наши захотели узнать? — гордо произнес Коршу­нов. — Тайну производственного процесса хотите домой увезти?
•  Ес! Ес! Да! Да! Ошен, ошен хотим! Ошен! — защебетали г пнны и скрестили на груди руки, умоляя директора побыст­рее рассказать им об этом.
•  Дак вот! — громко произнес Коршунов, высоко поднимая вверх указательный палец.

Защелкали объективы фотоаппаратов. Заскребли по бу­лате золотые перья.

•  Дак вот! — еще громче повторил директор, после чего рас­сказал изумленным гостям, что покраска пеньков способству­ет росту молодых деревьев и параллельно стимулирует по­верхность земли, где быстро и ровным слоем вырастает трава высотой пять-десять сантиметров.
• Смотрите! Факт налицо! — произнес он, указывая паль­цем на сплошную вековую тайгу и непроходимые болота, ко­торые плотным кольцом окружали группу иностранных гос­тей. — Убедитесь своими глазами!
•  Вот русские какие хитрые, все под дурачков косят, ходят в заячьих треухах да в сапогах кирзовых, а глядите, что приду­мали! А?! В секрете все держат! Видимо, не зря нас в другой леспромхоз хотели отправить! — начали шептаться финны на своем наречии. — А мы-то, дураки, лес валим, пеньки корчуем, сучки вывозим, пашем, затем вновь сажаем. А эти! Вот тебе и лапотники! Смотри-ка! Спилили, покрасили, кругом непрохо­димая тайга выросла и трава ровненькая, как будто по ней только вчера сенокосилкой прошлись.

После этого они потрогали руками траву, погладили пеньки, зачем-то все это понюхали, обхватили вековые елки, попробо­вали на зуб березы, построгали ножичком сучки, после чего сделали в блокнотах записи: «Все увиденное — настоящее!». Пристально посмотрели в глаза директора Петра Гаврилови­ча и попросили, чтобы им немедленно показали и другие лесп- ромхозовские лесосеки.

•  Конечно! Конечно, покажем! — с готовностью в голосе и с ужасом в душе произнес тот, вспоминая, в каком состоянии находятся в лесу вырубленные делянки. — Конечно, покажем и все расскажем! — продолжал директор, предлагая гостям перед дорогой выпить по чашечке чая и съесть по бутерброду в походной леспромхозовской столовой. Столовая располага­лась недалеко, в уютной березовой роще.

Финны нехотя, но согласились.

•  Усаживайтесь, усаживайтесь поудобнее! — пригласил ди­ректор, указывая гостям на места за обеденным столом.

На столе было полно добротной закуски. Огромные фар­форовые тарелки были наполнены кусками вареной лосяти­ны, копченой медвежатины, балычком осетрины, вяленой стер­лядью, черной икрой и много чем еще, о чем финские лесору­бы слышали, но позволить себе не могли.

От обилия деликатесных закусок у гостей мелко задро жали руки, а в глазах появился нездоровый алчный блеск.

•  Извините, — через переводчика спросил один из гос­тей — и это все можно есть или?..
•  Ну конечно! — ответил директор и тут же распорядился целить гостям по рюмочке спирта. — Не только есть, но и пить можно, а все, что останется, заберете с собой!

Не поверив услышанным словам, гости переглянулись. Воп­росительно посмотрели на переводчика Саида и Костю Косточкина, который с разных сторон фотографировал черную икру и вяленую осетрину. Проглотили обильную слюну, скромно: попросили по чашечке чая и бутерброду с отварной кол­онкой.

•  Не понял! — тихо произнес директор, укоризненно по­смотрев на Пробиркина. — Не вклинился! — повторил он, ста­раясь понять, не дал ли Семен Дорофеевич иностранным гос­тям какой-нибудь порошок, от принятия которого у них про­пал. аппетит.
•  Пока ничего, ничего не давал, — разгадав причину замеша­тельства шефа, ответил Пробиркин, налегая на черную икру и копченое медвежье мясо. — Но, если необходимо…

В этот момент в дверях появилась Люся-самогонщица с огромной сумкой, доверху заполненной бутылками с мутнова­той жидкостью. Обратив внимание на гримасу директора и огромное поведение гостей, опытная женщина тут же поста­вил сумку, громко, с задором, поздоровалась и немедленно предложила выпить за президента Финляндии. Иностранцы насторожились. Люся обвела глазами присутствующих, пред­лагая выпить еще и за их парламент. Иностранные гости на­чали совещаться. Тем временем Люся подняла наполненную  спиртом рюмку и громко произнесла тост:

•  За быстрейшее возвращение финнам Республики Карелия и части земель Ленинградской области!

После этого дело наладилось. За первой выпитой рюмочкой пошла и вторая. Затем третья. После чего гости попросили еще, еще и еще. В конце концов, съев всю копченую медве­жатину, лосятину, балык из белуги, черную икру, маринованные помидоры, соленые огурцы и салат оливье, они дружно встали, вышли на свежий воздух и начали громко свистеть. Посвистев минут пять, иностранцы обмочили все ближайшие сосны, улеглись вповалку возле колеса передвижной столо­вой и громко захрапели.

Ближе к полуночи гостей, похожих на мешки с углем, бри­гада трактористов, специально приглашенная для этих целей, погрузила в тракторную тележку, отвезла в «Шалаш охотни­ка» и прямо в одежде уложила на широкие, мягкие постели.

Наступило утро. В этот день, после более плотного знаком­ства гостей с Семеном Дорофеевичем, Люсей-самогонщицей и ее чудодейственным напитком, все изменилось. Вместо на­пористых постоянных требований показать технологию и по­делиться секретами производства, финны, мучаясь сильней­шим похмельем, бегали по гостинице, постоянно пили холод­ную воду и все время орали:

•  Люська, вотка тафай, тафай, самогон тафай, тафай, брага тафай, тафай! Семка! Семка, лечи тафай, тафай! Опохмелка тафай, тафай!

Мало того, после такого количества выпитой самогонки, браги и принятия вонючих препаратов Пробиркина, у иностранных гостей немного съехала крыша. Они забыли, зачем приехали в Россию, кто такой Саид, почему он все время бренчит на балалайке, забыли имена своих жен и соседок по лестничной площадке. Кроме этого, у одного из гостей случился понос, а на заднице стали расти мелкие кудрявые волосы. У другого, наоборот, произошел мощнейший запор, из-за чего финский лесоруб старался ходить прямо и боялся присесть. Еще двое стали часто смотреть на многочисленные вымпелы, красные знамена, картину с изображением В.И. Ленина и приставать к Саиду с просьбой помочь им вступить в ряды КПСС. К этому времени у старшего группы то ли от крепости Люсиной самогонки, то ли от принятых порошков Семена Дорофеевича в конце концов выпала вставная челюсть и рассыпалась на мелкие кусочки.

Ничего! — успокаивал гостя директор Коршунов. — Сей час дадим команду, вам новую сделают, не хуже старой будет.

С этими словами он подозвал к себе Угрюмого, который все время болтался где-то неподалеку и отдал ему какое-то распоряжение.

•  Все сделаем! — тихо ответил Силантий, исчезая в неизвес­тном направлении.

Директор не обманул. На следующий день челюсть из кор­невой системы местного, очень крепкого, дуба была мастерс­ки изготовлена, отлично подошла по размеру и удачно вписа­лась в зубную дугу обрадованного финна.

•  Хорошо, ошень хорошо! Зер гут! Вери вел! — радостно зало­потал тот и немедленно принялся открывать зубами бутылку водки и трехлитровую банку с маринованными огурцами.

Прошло еще какое-то время. Все реже и реже из уст инос­транных гостей слышались фразы «Производство показыфай! Технология тафай, тафай!», а все чаще — «Люся, самогонка та­фай, тафай! Сема, башка бо-бо! Башка лечи тафай, тафай!»

•  Это нам на руку! Это нам подходит! — радовался дирек­тор, давая команду своим людям слегка изменить маршрут поездки иностранцев по территории леспромхоза.

Утром еле живых финнов грузили в тракторную тележку и возили около часа по лесным дорогам. Потом заезжали в де­лянку с белыми пеньками, причем каждый раз с разных сто­рон. Ничего не соображающие иностранцы автоматически делали несколько снимков, затем, толкаясь локтями, бежали прямиком в передвижную столовую, где до позднего вечера пили все, что горит, и жадными глазами посматривали на все, что шевелится. Поздней ночью полуживых гостей транспор­тировали в «Шалаш охотника», из окон которого под утро на­чинали раздаваться голоса:

•  .Люся, самогонка тафай, тафай! Люся, водка тафай, тафай!

Вскоре пришлось сократить и этот маршрут. Стали делать

еле проще: утром после призывов к Люсе и ее крепленому напитку, женщина заходила в помещение, наливала каждому по стакану, после этого Пробиркин давал им свои порошки, с финны взбадривались, грузились в тележку, но в делянку уже никто не ехал, делали несколько кругов вокруг инфекционно­го отделения, то есть «Шалаша охотника». Далее следовала выгрузка, посещение передвижной столовой, которую зара­нее подогнали к забору поселковой больницы, ну а после все по проверенному маршруту. Такой режим работы устраивал всех. Всех, кроме нашего Семена Дорофеевича.

Желая, чтобы мировая общественность начала говорить о его изобретениях как можно быстрее и чаще, он договорился с редактором газеты Костей Косточкиным, который за три литра спирта, две пары не новых, но добротных кирзовых сапог и еще кое за что, согласился снимать каждый шаг и каждое действие товарища Пробиркина.

Костя старался. Старался на пределе своих сил. Вскоре появилась масса фотографий, где Семен Дорофеевич тщатель­но выполняет свою нелегкую работу. Вот он меряет темпера­туру у финна с одурманенными глазами, вот заглядывает ему в рот, вот делает анализ мочи передовым способом, пробуя ее на язык. Вот он меряет давление новым методом, то есть уда­ряет больного по темечку небольшим резиновым молоточком, после чего смотрит на расширение его темных зрачков. Вот Пробиркин делает больному клизму, заливая в задницу ста­кан разбавленного скипидара. Вот клизма сработала…

В конце недели с иностранными гостями стали происхо­дить странные метаморфозы. Во-первых, один из финнов на­чал гоняться за какой-то белочкой. Другой бил на стене му­хобойкой маленьких чертиков, которые, по его словам, пыта­лись скушать небольшой комсомольский вымпел. Третий интенсивно чесался, в его ушах появились серные пробки, а ближе к одиннадцати часам дня возникало желание сменить гражданство и переехать на постоянное местожительство в дом к Люсе Новосявской. Четвертый и пятый, посчитав себя баранами, стучались лбами и просились немедленно принять их в ряды КПСС. Всех спокойней и невозмутимей в этой честной компании вел себя Саид. Он постоянно сидел возле бачка с питьевой водой, неустанно играл на балалайке и вре­мя от времени опускал руку в воду, дабы смягчить натертые о струны мозолистые пальцы. В этой бочке, из которой похмель­ные финны пили воду, он умывался, мыл руки и через каждые два дня стирал свои шерстяные носки.

От увиденного у Петра Гавриловича волосы встали дыбом.

•  Срочно врача! — испуганно и громко закричал он, когда обнаружил одного из иностранцев стоящим на коленях возле бюста В.И. Ленина и просящим вождя о скорейшем приня­тии финского лесоруба кандидатом в члены ЦК КПСС. — Ско­рее врача, врача срочно!
•  Я здесь! Здесь! — услышав призыв, громко ответил Пробир- кин, который старался не отходить от иностранцев и умудрялся спать неподалеку, на сеновале леспромхозовской конюшни.
•  Я здесь, я сейчас, я мигом, я все понял! — повторил он и помчался в свой кабинет, где в укромном месте хранил свои медицинские разработки.

Его колотила нервная дрожь.

•  Вот, вот он, звездный час! — лихорадочно шептал Семен Дорофеевич. — Всех, всех за раз вылечу. Уедут здоровыми, потом благодарить будут, и не только они, но и их семьи. За­помнят меня финны, ох, запомнят! Всю жизнь удивляться бу­дут, как это так, раз — и все здоровы! Таких методов лечения у них явно нет и неизвестно, когда предвидятся! А я сейчас од­ним махом из них хворь выгоню!

Он молниеносно забежал в помещение, лихорадочно открыл несгораемый шкаф и быстро сложил в саквояж новую партию порошков, мазей и таблеток своего производства.

•  Ну вот, вроде и все! — пересчитав препараты, тихо произ­нес Семен Дорофеевич. — Все вроде на месте!

После этого он закрыл дверь, перекрестился, прочитал ка­кую-то молитву, негромко произнес:

•  Люся, я пошел! — и пулей вылетел из дверей поселковой больницы.

Вот и здание инфекционного отделения, то есть гостиницы «Шалаш охотника»! Пробиркин взошел на крыльцо и потя­нулся к ручке входной двери.

Стоять! Не пущу! Нельзя! Карантин! Назад! — громко закричала Леночка-библиотекарь, которую на короткое время перевели поработать администратором гостиницы. — Не пущу! Карантин! — закрывая собой дверной проем, повторила она.

• Ничего не знаю! У меня приказ свыше! Без письменного разрешения начальника отдела Минздрава никого не пущу! — твердо произнесла хрупкая девушка.

После этого она выхватила чемодан у ошеломленного Про- биркина, захлопнула входную дверь, тут же закрыла ее на за­сов и уже через дверь крикнула:

•  А вы, Семен Дорофеевич, не переживайте, все ваши пре­параты мы пустим по назначению. Это я вам гарантирую!
•  Да, да, миленькая, вы уж постарайтесь! — обескуражено произнес Семен Дорофеевич, бросая в открытую форточку пачку инструкций к своим суперизобретениям. — Вы уж по­старайтесь, пожалуйста, постарайтесь!

После этого он глубоко вздохнул, несколько раз обошел вок­руг гостиницы, что-то прикинул в уме и не спеша направился в гости к своему вдохновителю, самогонщице Люсе Новосявской.

Леночка не обманула. Она постаралась и использовала изобретения Пробиркина по прямому назначению. Как толь­ко Семен Дорофеевич исчез с территории гостиницы, она от­крыла черный вход, выкинула на помойку саквояж вместе с его содержимым, обошла вокруг здания, оглянулась и негром­ко произнесла:

•  Силантий, Силантий!
•  Мы тут! — тихо ответил Угрюмый, внезапно появившийся из тени вековых деревьев. — Мы тут давно ждем! — повторил он, пропуская вперед себя местную целительницу, семидеся­типятилетнюю бабушку Аграфену, и двух здоровых местных трактористов.
•  Ух ты, грязь какая! Ух ты, как все запущено! Ох, сколько заразы кругом! — произнесла бабушка, постоянно мелко крестясь.

С этими словами она обошла помещение, зашла в неболь шую комнатку, которую специально для нее приготовила Ле­ночка, сняла с себя верхнюю одежду, еще раз перекрестилась s приказала действовать.

Во-первых, всех иностранцев, бегающих за белочками и маленькими чертями, увели в соседнюю комнату и заперли на ключ. Затем в открытое окно выбросили Саида, потом его балалайку и даже стул, на котором тот сидел. Через секунду туда же полетел бачок с питьевой водой с замоченными в нем хлопчатобумажными портянками. Далее со стены были сня­ты все большевистские вымпелы, транспаранты, флаги, призывы, портреты К. Маркса, Ф. Энгельса и других идеологов ком­мунизма и полуголодной советской жизни. После этого картина,  где Ленин пудрит мозги крестьянам, была надета на уши Саиду, который попытался вернуться и забрать вторую расписную балалайку.

Все полы и стены были чисто вымыты. Бабушка-целительница еще раз прошла по помещению, окропила святой водой все- углы, трижды прочитала необходимую молитву, разложила на столе травы, настойки, чудодейственные отвары, перекрес­тилась, посоветовалась с Господом Богом и попросила Леночку, чтобы к ней по одному заводили больных.

Начали лечение с охотников за белочками и чертиками. В помещении приятно запахло полевыми травами, из-за закрытых дверей послышались слова целительницы и какое-то легкое постанывание пациентов. Через час трех финнов удалось привести в божеский вид и вернуть в исходное состояние здравомыслящих иностранцев.

Но вот с двумя другими произошла заминка. В конце концов  рассстроенная, вся в поту, бабушка Аграфена вышла из

комнаты и честно призналась, что у нее не все получается, и зараза никак не отпускает этих двух несчастных:

•  Все в партию просятся или, на худой конец, в комсомол хотят         вступить. Видно, не всю мы заразу вымели.

Бригада скорой деревенской помощи начала планомерное обследованние «Шалаша охотника». Заглядывали во все углы, под кровати, в шкафы и тумбочки. Силантий даже умудрился залезть на чердак. Искали долго и только через час, случайно заглянув за металлический сейф, бабушка обнаружила там источник заразы — небольших размеров бюст Ленина, крас­ный, изъеденный молью, кусок какого-то знамени, чей-то поли­тический конспект, написанный корявым подчерком, и карти­ну местного коммуниста «Мальчик пасет леспромхозовских свиней». Выбросив все на помойку, целительница окропила это место святой водой, трижды перекрестила, с мылом вымы­ла руки, прочитала молитву и только после этого продолжила прерванную процедуру лечения. Через полчаса из-за двери раздались негромкие крики. Вновь скрипнула дверь.

•  Ничего не получается! — произнесла усталая Аграфена, вытирая полотенцем вспотевшее лицо. — Ох, как зараза глу­боко засела, зубами вцепилась, выходить не хочет!
•  Что нужно? Чем мы можем помочь? — спросила Леночка бабулю, помогая ей поудобней присесть в кресло.
•  Принеси-ка, милок, — обратилась целительница к Силан- тию, — черенок от швабры или от лопаты какой-нибудь.
•  Хорошо! Сейчас принесу! — ответил Угрюмый.

Он убежал на улицу и через пять минут вернулся обратно, держа в руках две небольшие штакетины, вырванные из боль­ничного забора.

•  Это еще и лучше будет! — поблагодарила Аграфена Си- лантия.

Взяв в руки принесенный инструмент, она удалилась в ком­нату, где в ожидании ее томились две заблудшие финские души.

Вскоре из-за двери послышались глухие удары и раздался грозный голос бабушки, охаживающей финнов штакетиной:

•  Выходи, красная зараза! Выходи, красная зараза!

Финны орали.

Наконец, лечение было благополучно завершено. Уставшая, но счастливая бабуля собралась уходить.

Ты, сынок, штакетины-то назад приколоти, — напутствова­ла она Силантия. — Хороши они в деле оказались, спасибо. Эх, качество-то какое, — она указала на пациентов, которые были на удивление здоровы и жизнерадостны. — Уметь надо! — с этими словами она обняла Силантия и Леночку, перекрести­ла помещение, еще раз прочитала молитву и покинула «Ша­лаш охотника».

Наступило утро. Из динамика прозвучал торжественный Гимн Советского Союза. Пробуждалась Страна Советов. Бодрый голос диктора центрального радио жизнерадостно оповестил всех жителей громадной страны о новых грандиоз­ных победах рабочего класса. Вскоре всем стало известно, что молодежная бригада строителей БАМа, преодолевая пяти­десятиградусный мороз, сняла рельсы с одного участка же­лезной дороги и в срочном порядке перенесла их на друтой ввиду неожиданного обнаружения в проекте новых и более перспективных направлений. Далее тот же голос с гордостью сообщил о гранд,иозных победах советской молодежи при осу­шении якутских болот. Затем прозвучала новость о борьбе со стихией при уборке урожая. После этого говорили о какой-то борьбе, но уже по его сохранению. В тот самый момент, когда диктор оповещал население о мощнейших надоях эксперимен­тальных безрогих коз, в «Шалаш охотника» забежал взволно­ванный и взъерошенный Семен Дорофеевич Пробиркин.

•  Ну что, Леночка, — с нетерпением спросил он, — как мои медикаменты помогли?
•  Еще как помогли, Семен Дорофеевич, очень даже помог­ли! — слукавила девушка и показала на улыбающихся фин­нов, которые, освободившись от недуга, никак не могли узнать в лохматом мужике своего недавнего и закадычного друга.
•  Ничего, — с нотками оптимизма в голосе произнес Семен Дорофеевич, — препараты новые, до конца не изученные, бу­дем считать это побочным эффектом.

После этого Пробиркин негромко крикнул «ура!», подпрыг­нул от радости, три раза хлопнул в ладоши и вновь помчался к ‘носе Новосявской праздновать грандиозную и значимую по­беду. Праздновали шумно. С размахом. Самогонка и спирт аллись рекой. От такой пьянки Пробиркин забыл, в каком :ераке находится его комната и предпочел остаться ночевать на вместительном Люсином сеновале.

Тем временем финны засобирались в дорогу. С нескрыва­емой радостью и душевным облегчением администрация лес­промхоза провожала иностранцев домой. Для этой цели был привлечен пионерский отряд. Ребята спели финнам прощаль­ную песню, четко отрапортовали и только после этого, с ре- чевкой, под звуки горна и удары барабанов, от звука которых, не приходя в сознание, умерли два снившихся местных лесору­ба, отправили гостей на железнодорожную платформу. Оркестр, состоящий из четырех заключенных колонии строгого режима и двух лесорубов, редко попадающих в нужные ноты, играл прощальный вальс. Местные пэтэушники громко кричали «ура!» и дарили отъезжающим охапки березовых веников.

•  Приезжайте еще! — крикнул какой-то тракторист из тол­пы, когда дрезина медленно тронулась в направлении запада.
•  Молчи, дурак! — тут же зашипели конторские работники и два мощных кулака вонзились тому под ребра.

Дрезина скрылась за горизонтом. Провожающие, обсуждая отъезд иностранцев, потихоньку расходились по домам. Лесп­ромхоз начинал работать в обычном режиме. С радостным виз­гом на помойки вернулись бродячие собаки. Процедура раз­бавления пива в забегаловке «Глаз воблы» вошла в завершаю­щую стадию. Изредка, как и прежде, работники коммунально­го хозяйства стали падать в выгребные ямы. Выключили вен­тилятор, предназначенный для разгона вони от убойного цеха. Убрали лишние плакаты с коммунистическими призывами.

Все становилось на свои места, все вставало на свои рель­сы. Семен Дорофеевич каждый день ходил на почту и с на­деждой пересматривал прессу, стараясь найти там хоть ка­кую-нибудь статью о приезде финнов, о себе и о своих изоб­ретениях. Но ничего подобного в газетах не было. Он заханд­рил. Начал реже появляться на публике. Перестал посещать своего вдохновителя, Люсю-самогонщицу. Стал подозритель­ным и очень мнительным.

•  Ну как же так? Сколько стараний! Сколько надежд, сколь­ко новых идей и все коту под хвост, — рассуждал он, все боль­ше и больше впадая в глубокую депрессию.

Леночка, впечатленная чудесным исцелением финнов, ста­ла все чаще заглядывать в гости к бабушке Аграфене. Появ­лялся там и Силантий Земельный, добровольно лишивший себя постоянного источника дармового спирта. Ведь именно он рассказал сердобольной Леночке об экспериментах уролога-изоб- ретателя, проводимых в мертвецкой, и храбрая девушка неза­медлительно отправила его за целительницей, а сама осталась охранять иностранных гостей от доморощенного фармацевта.

Как-то вечером трое спасителей несчастных финнов сиде­ли за пузатым самоваром и домашней наливкой, вели нето­ропливый тихий разговор и негромко от души смеялись, вспо­миная недавние события, когда за окном послышался громкий топот, а следом — невразумительные истошные крики.

Налив всем по рюмочке настойки рубинового цвета, ба­бушка Аграфена повернулась и выглянула в окно.

•  Ой, что это? — удивленно произнесла целительница, глядя на Костю Косточкина, который внезапно появился в поселке с небольшим тиражом местных и центральных газет.

К нему со всех ног бежал товарищ Пробиркин. Выхватив из Костиных рук один экземпляр прессы, он развернул стра­ницу и…

•  Что? Это я? Это про меня? — дрожащим от волнения голосом произнес он, указывая на свое фото.
•  Да! Да! Это вы! — не моргнув глазом, ответил Косточкин, боясь, что Пробиркин заметит грубую подделку.
•  Это я? — не решаясь поверить увиденному, снова спросил Семен Дорофеевич.
•  Да! Да! Вы! Именно вы! О вас пишут центральные газе­ты, — подтвердил свои слова Костя и вновь с опаской посмот­рел на собеседника.

Для того чтобы получить от Пробиркина обещанный спирт, сапоги и дефицитный товар в виде целой упаковки двухкопе­ечных презервативов, он сам у себя в редакции отпечатал не­сколько экземпляров центральных изданий, таких как «Труд», «Известия», «Лесная промышленность» и «Техника — молоде­жи». Первые и вторые полосы подделанных им газет Костя заполнил фотографиями гениального врача товарища Пробир- кина и подробно описал его методы лечения финских гостей.

Пробиркин не верил своим глазам. Возбужденный, с горя­щими от радости глазами, он выхватил из рук Кости стопку газет, еще раз бегло прочитал первую статью, интенсивно зак­рутил головой и от радости пронзительно свистнул.

•  Я знаменит! — на весь поселок закричал он. — Зна-ме- нит! Я по-бе-дил! Обо мне пишут, говорят и печатают в газетах!
•  Он зна-ме-ни-и-ит! — отрабатывая спирт и презервативы, закричал и Костя, показывая пальцем на Пробиркина. — Он знаменит! О нем печатают в прессе!

Тем временем Семен Дорофеевич засунул все газеты под мышку, еще несколько раз крикнул, что он знаменит, после чего забежал в леспромхозовскую контору, где начал бегать по всем отделам и совать в руки работникам поддельную прессу. За­тем заскочил в похоронное бюро, убойный цех, в пивнушку «Глаз воблы», в конюшню, гараж, свинарник и остановился тогда, когда у него в руках остался только собственный пиджак.

•  Я знаменит! — вновь закричал он, выбегая на централь­ную улицу. — Зна-ме-нит!

Тут он бросил пиджак в пыль, принял «упор лежа», несколь­ко раз отжался, снял штаны и прямо на пиджаке начал плясать польку-бабочку. Вокруг Пробиркина стала собираться разно­шерстная толпа. Люди стояли тихо, не смеялись и не ругались. Они укоризненно качали головами и сочувственно вздыхали.

В толпе были замечены и два друга-врача. Один из них, про­ктолог товарищ Желудков, стоял, как и все, молча и был сильно подавлен. Рядом находился патологоанатом, товарищ Черепов, который искоса посматривал на своего приятеля, намекая на то, что долг платежом красен. Из райцентра приехала «ско­рая помощь», принадлежащая психиатрической клинике.

•  Не трогайте меня! Я Склифосовский! — кричал на сани­таров Пробиркин, когда его вместе с пиджаком начали гру­зить в салон автомобиля. — Я знаменит! Я гений! Пирогов — мой ученик! — повторял Семен Дорофеевич, когда за ним зак­рывали двери.

Автомобиль тронулся и через несколько минут скрылся за уличным поворотом. Люди, обсуждая случившееся, потихонь­ку стали расходиться по домам. Улица опустела. Ветер гонял по дороге коричневую пыль и газеты со статьями о знамени­том изобретателе-одиночке.

•  Ну что, может быть, выпьем? — предложил Силантий, ког­да на улице, кроме собак и кошек, никого не осталось.
•  Пожалуй, можно! — согласилась бабуля, поднимая рюм­ку. — Давайте выпьем за то…

— Ой, а это что такое? — испуганно спросила Леночка, обра­тив внимание на звуки, доносящиеся из окон поселкового морга.

•  Ну, вот этот, глухой, — начал охотно объяснять Леночке Силантий Земельный, — это удар кирзовым сапогом по… э-э- э… заду. А этот, более резкий, это пошла в ход березовая доска. Слышно даже, как она аккуратно ложится вдоль хреб­та. А вот этот…
•  Ну ладно, — вежливо перебила бабуля увлекшегося Си- лантия, — давайте, милые, выпьем за то, чтобы в наших псих­больницах работало как можно больше умных врачей и как можно меньше лечилось изобретателей!

С этими словами все трое подняли рюмки, чокнулись и под глухие звуки, доносящиеся из окон поселкового морга, выпили за здоровье Пробиркина Семена Дорофеевича.